Дочь Великой Степи

Ей ничего не оставалось, как вот уже третий день подряд просто смотреть по сторонам. Хоть и говорили эллины о стране римлян всякие ужасы и населяли ее злодеями, но на самом деле никаких ужасов не наблюдалось. Напротив, это был поистине благословенный богами край! По обе стороны дороги, насколько хватало глаз, расстилались пшеничные поля, оливковые рощи и виноградники; на дальних холмах и взгорьях, подернутых призрачной дымкой, виднелся густой лес. Среди полей и садов тут и там были разбросаны небольшие деревушки с домами, крытыми соломой.

И дороги тут хорошие – выложены камнем… Повозки трясло гораздо меньше – Гипсикратия невесело усмехнулась, – чем в ее родной степи. Вот только там ее не везли в такой повозке подневольно…

Нередко она видела роскошные виллы – обиталища здешней знати, возведенные из мрамора и известняка, с портиками, балюстрадами и черепичными крышами. Люди, что встречались по пути, пусть и бедно одетые, выглядели довольно сытыми и уж точно не были заморены недородом или нищетой.

А еще по дороге ни разу не встретили они ни толп пленников (исключая ее саму и спутников по несчастью), ни солдат. Странно… В двух городках, где они останавливались, на воротах дежурили лишь по три-четыре стражника: немолодых, пузатых, равнодушных. В Ольвии и то караулы были больше. И злее, по крайней мере, на вид.

Стояла поздняя весна, первоцвет на плодовых деревьях уже осыпался. К вечеру стало прохладнее. Гипсикратия свернулась в клетке калачиком, задремала – и проснулась уже в темноте.

Что-то изменилось: не было скрипа колес, повозка не качалась на дорожных ухабах. Они прибыли куда-то.

В стороне горело несколько костров, в свете которых виднелись убогие лачуги. Мимо то и дело проходили местные жители. Гипсикратия присмотрелась: в большинстве своем шеи этих людей охватывали рабские ошейники.

В темноте она смогла разглядеть покачивающиеся силуэты огромных деревьев. Значит, их караван остановился в каком-то лесном поселении.

Скоро суета и осторожные перешептывания стали затихать. Ночь вступала в свои права. Кому повезло, уходили спать в хижины, остальные укладывались поближе к кострам. Живот сводило от голода, но усталость тянула вниз, к шершавым доскам, которыми был выложен пол клетки. Она закрыла глаза и совсем скоро опять провалилась в тревожное забытье.

Утром их путь задержало некоторое происшествие: сбежал еще один раб. Вернее, попытался.

Это был фракиец из племени одриссов, недавно захваченный в плен легионерами во время одной из пограничных стычек. Рим давно уже враждовал с фракийцами и сумел показать этим полудикарям свою силу, но до окончательного покорения их было далеко, и на рубежах – «лимесе», как говорили сыновья Волчицы, – продолжались вялые действия: не то тревожный мир, не то все-таки война. А где война, там пленники и живой товар.

Видать, пленник не собирался становиться товаром и решил, что лучшего времени для побега ему не найти. Он вдруг резко рванул расшатанную деревянную решетку – и клетка открылась.

Фракиец одним прыжком оказался на земле и бросился бежать к видневшемуся неподалеку лесу. Думал затеряться в густой чаще и уйти от преследователей, но сегодня был не его день. А может, как и Гипсикратия, он чем-то разгневал богов?

Один из охранников увидел выпрыгнувшего раба и метнул в него щит, точно дискобол свой снаряд. Тот подсек беглеца, больно ударив по щиколоткам. Фракиец кубарем покатился по траве.

– Вяжите его! – скомандовал хозяин. – Этого скота, похоже, так и не обломали в эргастуле![46] Верно говорят: упрямый мул всегда норовит не укусить, так лягнуть!

– Я бы отсек ему ноги и то, что между ними, чтоб знал, как бегать, – усмехнулся старший надсмотрщик, бывший легионер, за что-то изгнанный со службы. В следующий миг его тяжелый башмак врезался под ребра фракийцу.

– Эй, Номий! – Крисп рукоятью плети тронул надсмотрщика за плечо. – Я сказал – связать, а не калечить! Этот раб куплен не для того… А впрочем, даже вязать не будем, я передумал. Лучше сделаем, как в прошлый раз…

Номий усмехнулся и вразвалочку пошел к оружейной повозке. Когда стражник вернулся, в руках у него был меч. Второй меч: свой оставался в ножнах на поясе.

Фракиец, не поднимаясь, бесстрашно смотрел на хозяина и стражников.

– Бери меч, варвар, – на греческом обратился к нему Крисп. – Ты ведь понимаешь, что я говорю? Я вижу, что понимаешь и только прикидываешься тупым дикарем. Но меня не проведешь! Так вот, варвар, ты же хочешь свободы, не правда ли? Так возьми ее! У тебя будет возможность выпустить моему человеку кишки и уйти.

– Я мочь сражаться? – не поверил одрисс, все еще сидящий на земле.

– Ведь ты, кажется, воин?

– Я воином быть, – с гордостью кивнул варвар.

– Вот и покажи себя как воин. Если одолеешь этого человека, то я дам тебе свободу.

– Не обмануть меня, ромеец? – недоверчиво протянул варвар.

– Я старый игрок, просадил на ставках вдвое больше, чем у меня есть сейчас. А какой вкус в игре, если мухлюешь? Твоя свобода против твоей покорности! Ну, принимаешь такую ставку?

– Я есть буду биться! – после краткого раздумья изрек невольник.