Дочь Великой Степи

Чтоб отвлечь публику, на арену выпустили большого медведя и другого льва. Среди животных, недавно содержавшихся в их лудусе, медведей не было; Гипсикратия, выросшая в степи, не знала толком, что это за зверь такой, хотя прежде и слышала о нем от бестиариев. Оттого, будь у нее серебро, поставила бы на льва. И проиграла бы. Бой продолжался одну малую клепсидру[60] – в конце ее медведь, хоть и покрытый ранами, заломал-таки своего противника.

В играх наступил перерыв. Служители привели в порядок арену, и зрителей принялись развлекать молодые гладиаторы, которые показывали свое мастерство, сражаясь деревянными мечами; их сменили ретиарии и мурмиллоны, затем – андабаты. И хотя мечи и пики, как и следовало во время боев утренней смены, были деревянные, все же несколько сражающихся упали, раненые более или менее серьезно. А один пострадал так, что, повинуясь воле раздосадованных болельщиков, лорарий, служитель арены, добил его взмахом специального молота.

Затем снова наступило время венации.

Не так уж и давно сражения с участием животных были простыми и незатейливыми, но с некоторых пор подобное наскучило. Теперь в Рим свозилось великое множество самого разнообразного зверья, которое должно было погибнуть на арене от рук венаторов. Но наибольшей популярностью пользовались по-настоящему опасные животные: львы, леопарды, волки, медведи. Такие, которые могли не только пасть под ударом бойца, но и самого его растерзать насмерть. Лишь они радостно принимались зрителями и удостаивались громких криков одобрения.

Кабаны и быки тоже входили в их число. И сегодня после перерыва свое мастерство должны были показать тавроценты – мастера игры с быками.

Сперва это была именно игра, пускай даже опасная. Гипсикратия решила, что лучше ей потратить время на отдых. Подремывая с открытыми глазами, она не очень следила за тем, как тавроценты, вооруженные лишь длинными шестами, погоняли и дразнили свирепых полудиких быков, пока те не выдохлись окончательно; как перескакивали через бросающееся на них животное и приземлялись за ним, а потом прыгали ему на спину и ехали верхом…

Римляне вокруг кричали, аплодировали, подбрасывали в воздух подушки для сидения. Но их радость или гнев ее не касались.

На миг вынырнув из дремы, она увидела, как под хохот трибун по арене едет кавалькада свиней, запряженных в маленькие колесницы, в которых сидели обезьянки: точь-в-точь такие же, как, Гипсикратия помнила, сидели на плечах у мимов. Потом возобновились игры с опасными животными, делаясь понемногу все сложнее и рискованнее. Безоружные венаторы, раздразнив огромного медведя, прятались от него в установленные посреди арены бочки и плетенные из лозняка крошечные домики, а когда зверь отходил, покидали убежище и снова продолжали потеху… Другой медведь бился с быком – они были соединены друг с другом одной цепью и, не в силах разорвать ее, вынуждены были сражаться до смерти…

Под шум трибун лорарии в масках богов преисподней крючьями на длинных древках оттаскивали тела животных, а иногда и людей в мертвецкую – сполиарий, место, где в итоге предстояло закончить свой путь каждому, кто выходит на арену. Но одним для этого потребуются считаные часы, другие же могут растянуть срок на долгие годы. Или вообще изменить предначертанную им судьбу.

Вновь Гипсикратия стряхнула дремоту, когда зрители вокруг в ужасе зароптали и начали отворачиваться. Перевела взгляд на арену – и увидела, как огромный косматый бык диковинного облика пытается стряхнуть повисшие на рогах внутренности гладиатора, а сам гладиатор, все еще живой, корчится под его копытами, марая кровью песок.

– Не надо было Сексту так много пить вчера… – процедил Руфус. – Иди поешь и отдохни. Сегодня вечером ты дерешься – не забыла?

– А против кого меня поставят? – осведомилась Гипсикратия, ощутив холодок меж лопаток.

– Кора… – произнес ланиста. – Опасная змея, что и говорить. Но я в тебя верю.

Глава 4

Вечерние бои – время «главного блюда». Право на постоянное участие в боях утренней смены еще надо заслужить. Если по гладиатору сразу видно, что он чего-то стоит, его «пробуют на вкус» вечером. И только если не разжуют и не проглотят…

Отзвучало приветствие «во имя сената и народа», привратник в фиолетовых кожаных одеждах и маске Харона, перевозчика мертвых, под звук труб широко распахнул ворота.

На арену хлынула целая толпа рабов. Одни разглаживали песок, другие посыпали его красной, как кровь, охряной пылью. Затем прозвучал новый сигнал – и на арену вышли тироны всех четырех школ, предназначенные для вечерних игр. Публика снова забушевала.

– Не разгибайся, – в помещении под трибунами старший наставник торопливо давал последние советы своей воспитаннице, помогал ей застегивать кожаные поножи и наручи-маники. – Палицу держи низко, вот так. Она очень любит бить по рукам.

– Мне тоже целиться Коре по рукам?