Дочь времени

Далее речь пошла о перипетиях, пережитых Сесилью Невилль, и о ее попытках примирить Эдуарда — счастливого, но терзаемого муками совести — и своего племянника Уорика, взбешенного сверх всякой меры. Следовало также подробное описание добродетелей златокудрой красавицы, добившейся успеха там, где терпели неудачу ее более кроткие предшественницы, и ее коронования в Редингском аббатстве. К трону ее пришлось вести Уорику, которому было не по нутру видеть целый сонм Вудвиллей, не желающих пропустить момент, когда их сестру Елизавету нарекут королевой Англии.

В следующий раз Ричард появляется, когда он отплывает из Линна без гроша в кармане на голландском корабле, оказавшемся под рукой в нужный момент. Вместе с ним его брат Эдуард, друг лорд Гастингс и несколько их сторонников. У них нет ничего, кроме одежды, и после короткой перебранки капитан корабля соглашается принять отороченный мехом плащ Эдуарда вместо платы за проезд.

Уорик в какой-то момент решает, что он больше не в состоянии выносить Вудвиллей. Он помог Эдуарду взойти на трон, с таким же успехом он может и ссадить его. Для достижения этой цели к его услугам целый выводок братьев Невиллей и, как ни странно, брат короля Георг. Последний решил, что половина всех земель Монтегю, Невиллей и Бичемов в качестве приданого за дочерью Уорика Изабеллой стоит предательства. Через одиннадцать дней Уорик — ко всеобщему изумлению — становится хозяином Англии, а Эдуарду и Ричарду тем временем приходится месить октябрьскую грязь от Алкмаара до Гааги.

С этого момента Ричард уходит на задний план. Влачит жалкое существование в Брюгге. Гостит у Маргарет в Бургундии — той самой Маргарет, которая стояла с ним и Георгом на ступеньках Бейнард Касл и плакала, провожая отца. Маргарет стала теперь герцогиней Бургундской. Добрая душа, огорченная и раздосадованная поведением Георга, она собирала средства для поддержки двух других, более достойных братьев. Но даже мисс Пейн-Эллис, поглощенная судьбой великолепного Эдуарда, не смогла не упомянуть, что снаряжение кораблей, нанятых на средства Маргарет, пало на плечи Ричарда. А ему в ту пору не было еще и восемнадцати. И когда Эдуард с жалкой горсткой сторонников снова оказался на английской земле лицом к лицу с армией Георга, не кто иной, как Ричард, отправился в лагерь брата и уговорил его ради Маргарет заключить с ним союз и вместе пойти на Лондон.

Грант подумал, что это не было таким уж трудным делом. Георга можно было склонить к чему угодно.

6

Не успел Грант дочитать «Розу из Рейби», поддавшись соблазну художественного вымысла, как на следующее утро, часов в одиннадцать, прибыл пакет от Марты с более серьезным чтением — «Историей Ричарда III» сэра Томаса Мора.

К книге была приложена записка. На отличной бумаге размашистым почерком было написано:

«Сожалею, что не успела забежать к тебе сама. Занята безумно. Томаса Мора нет ни в одном книжном магазине. Пришлось обратиться в библиотеку. Почему мы так редко пользуемся библиотеками? Это предубеждение против засаленных страниц. Надеюсь, это не отобьет у тебя охоту к чтению. Можно держать две недели. Звучит как приговор, да? Вероятно, интерес к горбуну означает, что ты спрятал свои колючки. До скорого.

Марта».

Книга и впрямь выглядела опрятной, хотя далеко не новой. Но ни шрифт, ни расположение текста не были такими аппетитными, как у «Розы». Тем не менее Грант с жаром принялся за нее. Тут все касалось только Ричарда III, так сказать, сведения из первых рук.

Он опомнился только через час, испытывая некоторое недоумение и неловкость. Не содержание и не факты изумили его. Он не ожидал от сэра Томаса такого стиля:

«Он плохо спал по ночам, долго лежал с открытыми глазами, думал об одном и том же, порой впадая в забытье. Так и беспокойное сердце его то бешено стучало, то замирало, когда перед ним вставали кошмарные картины его ужасных деяний».

Это было еще полбеды. Когда Грант прочел, что об этом Мору поведали под строжайшим секретом дворцовые слуги, его так и передернуло. Потянуло вдруг кухонными сплетнями. Подобный рассказ, услышанный из злорадных уст, невольно настраивает на сочувствие к несчастной жертве ночных кошмаров. Убийца начинает казаться благороднее того, кто пишет о нем.