Когда четырьмя часами позже двери бального зала снова распахнулись, похвастаться совещавшимся было, по большому счёту, нечем. К соглашению по Польше они так и не пришли. Убедить американцев задержаться в Ялте ещё на пару дней и всё хорошенько проработать Черчиллю не удалось. Времени практически не оставалось. После перерыва на ужин три министра иностранных дел, плюс Гарриман от американцев, Александр Кадоган от британского дипломатического ведомства и Андрей Вышинский и послы Фёдор Гусев и Андрей Громыко от советского собрались вместе с переводчиками на внеочередное ночное совещание в поиске ответа на проклятый русский вопрос «что делать?»{630}
Однако за считанные предрассветные часы трудно было ожидать от них решения, которое можно было бы отыскать в случае согласия делегатов с предложением Черчилля задержаться в Ялте на несколько дней.Под утро Энтони Иден сделал в своем дневнике следующую запись: «Обнаружил, что русские не готовы даже просто принять наш проект к рассмотрению, так что я им честно выложил кое-что относительно британской точки зрения, сказал, что скорее уеду вовсе без текста [соглашения], чем подпишусь под чем-либо из того рода, чего они хотят». Рузвельт-то надеялся, что конференция станет чем-то вроде свадьбы между Востоком и Западом, а союзники вместо этого рисковали вступить на тропу вендетты в духе Монтекки и Капулетти. Что до разногласий между Советами и западными союзниками, то они, конечно, носили по большей части словесный характер, но Иден всё равно считал, что Рузвельт «тешит себя самообманом». Можно было, конечно, пойти на кое-какие взаимные уступки и изменить некоторые формулировки, чтобы сохранить лицо и ради достижения некоего подобия соглашения с Советами, но госсекретарь, как и Аверелл Гарриман, прекрасно понимал, что во всём, что касается Польши, «советские намерения не меняются ни на йоту»{631}
.Вот уже четыре дня Сара с Анной виделись лишь эпизодически, пока их отцы заседали. Ползучий раскол между британцами и американцами, вероятно, на подсознательном уровне побудил Сару держаться «своих». Но этим субботним утром 10 февраля военные, включая Портала, отбыли, и Сара осталась без компаньона. И отец её на этот раз с собой в Ливадию не повёз. Да и отбыл туда из Воронцовского дворца Уинстон в страшном гневе, взяв на буксир лишь Энтони Идена да личного переводчика майора Бирса. Предполагалось, что перед заседанием они встретятся в Ливадии с Рузвельтом, но вместо этого Черчилль умчался в Кореиз выяснять со Сталиным отношения по поводу Польши. Ведь три державы так никогда ни к чему не придут, если Советы продолжат и дальше отодвигать финишную черту куда-то за горизонт своими бесконечными поправками и новыми предложениями касательно формулировок положений о временном правительстве Польши и последующих общенациональных выборах{632}
. Особо тревожили премьер-министра советские попытки выкинуть из текста документа пункт о допуске послов западных союзников к выборам на правах наблюдателей. Ну а как иначе Черчиллю и Рузвельту удостовериться в том, что выборы прошли без нарушений, и результаты их воистину легитимны? Американцы ради оперативности дали согласие обойтись без заключения формальной сделки, раз уж возникли такие сложности с формулировками, и ограничиться устными гарантиями допуска послов к наблюдению за выборами{633}. Но для Черчилля это было неприемлемо. Вот он и поехал к Сталину по этому «весьма неприятному делу»{634}, напрочь забыв о назначенной ранее встрече с Рузвельтом{635}.Уинстон отправился продолжать свою битву за Польшу, а предоставленная самой себе Сара решила составить компанию Анне и Кэти. Лучшими подругами Ялта трёх дочерей не сделала, но Сару вполне устраивало их общество, и к тому же они договорились напоследок предпринять ещё одну совместную вылазку за дворцовые ограды, чтобы попрощаться с Крымом. За время поездки дамы успели ознакомиться лишь с Севастополем и приусадебными парками, а также побывать, независимо друг от друга, на водопаде Учан-Су и в доме-музее Чехова, а вот ни о городе Ялта, ни о ялтинцах все трое до сих представления не имели. Кэти с Анной, правда, покушались на прогулку по ялтинским улицам в середине недели, но бдительная советская охрана их за периметр ограды Ливадийского дворца не выпустила. Сегодня же они, наконец, выправили себе пропуска в жилые кварталы по соседству с Ливадией на условии их сопровождения красноармейцем{636}
. Питер Портал, между прочим, покидая Ялту, шутя уподобил здешний режим «превентивному заключению» – и ни малейшей горечи расставания с местным эскортом не испытывал{637}.