Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Сара нашла это погружение в местную русскую культуру[75] одновременно чарующим и приводящим в смятение. Перед нею страна с тридцатипятимиллионной армией; страна, способная мобилизовать достаточно людских и материальных ресурсов для массированного наступления на Германию по всему Восточному фронту и при этом ещё и за считанные дни вернуть разорённому войной дворцу облик императорского по прихоти одного-единственного человека. И в то же время целые семьи, жившие некогда среди средиземноморского великолепия, прозябают на грани выживания среди руин. «Даже мечтать не приходиться о том, чтобы составить общее мнение по считанным дням пребывания здесь при исключительных обстоятельствах, – писала Сара матери, – но впечатление формируется неизбежно сильное – и далеко не во всём осмысленное»{646}.

Чувство потери ориентации у Сары только усугубилось после того, как их компании повстречалась ватага игравших у дороги детей. Одному было на вид не больше четырёх лет. Одеты дети были тепло, выглядели вполне сытыми и здоровыми – и принялись с нешуточным любопытством рассматривать четверку гостей. У Анны нашлась при себе плитка шоколада Hershey’s, и она не удержалась от того, чтобы протянуть её мальчонке-ровеснику её Джонни. Внезапно из-за спины у них появился молча до этого шедший за ними красноармеец с винтовкой с примкнутым штыком, вырвал шоколадку у мальчика и сунул её в руки обратно Анне, рявкнул на детей, чтобы убирались, а затем строго отчитал Анну. Кэти перевела, хотя смысл был ясен и без слов: «Не нужно прикармливать наших детей!» Кэти по собственным ранним попыткам угощать московских детей знала, что при ком-либо в военной форме они в жизни не примут ни конфетки от иностранцев. Советы же гордились тем, что способны сами позаботиться о своих детях и без всяких жалостливых подачек от приезжих. Дети тут же умчались с глаз долой{647}.

Следующую краткую остановку группа сделала у газетного киоска, где Анна выбрала кое-какие пропагандистские плакаты для своей коллекции в память о конференции. На одном с отсылкой к басне Эзопа был изображён красноармеец, пристреливающий жабу в немецкой униформе, попытавшуюся было раздуться до бычьих размеров; на другом – карикатурный Гитлер в тисках из сомкнутых советских, британских и американских рук; на третьем – гротескная немецкая гадина, проткнутая штыками трёх союзников{648}. Отец сказал ей, что со временем подобные сувениры будут цениться весьма высоко{649}.

Четвёрка решила, что пора закругляться. До Ливадийского дворца был час ходьбы, а солнце уже садилось. Но не успели Сара со спутниками развернуться и двинуться восвояси, как обнаружили, что в православной церковке, подле которой очутились, начинается служба{650}. Чуть поколебавшись, войти внутрь они не отважились, а предпочли робко полюбопытствовать, что там делается, из-за дверей. И тут их поджидал сюрприз. Роберт думал, что «религия в Советском Союзе удушена», однако эта церковь была вся заполнена прихожанами{651}.

Советское общество пребывало с религией в непростых отношениях. Русская православная церковь считалась подлежащим искоренению пережитком царизма, тем более что в Советском Союзе была официально закреплена атеистическая идеология. Вера в государство была призвана заменить собою веру в Бога в сердцах советских людей, но в годы войны власти были вынуждены поступиться войной с религией ради более важных нужд войны с нацизмом. Религия могла мобилизовать и сплотить людей, а главное – дать им утешение, на которое не способно ни одно правительство. Вот священнослужителей и выпустили из тюрем и трудовых лагерей обратно к их пастве по всему Советскому Союзу. А как только они распахнули снова двери своих храмов, так тут же население, принуждаемое до этого к отречению от веры, туда и устремилось. Кэти ещё раньше рассказывала в письме сестре о том, как побывала на пасхальной службе в московской старообрядческой церкви. Там собралась такая толпа верующих, что она рук не могла поднять. Вся община колыхалась в такт, кое-кто там оступался или падал в обморок с риском быть затоптанными. Кэти лишь половину времени и внимания уделяла самой службе, поскольку приходилось постоянно следить за тем, чтобы не потерять равновесие и увернуться от горящих свечей соседей, дабы одежда на ней не полыхнула{652}.