Дочери Лалады. Паруса души

— Неправильный ответ, прекрасная моя, — прорычала она. — А правильный ты сама знаешь. Я буду целовать тебя, пока твои милые губки его не произнесут.

У Онирис вырвался плаксивый писк, но тут же утонул в ненасытных губах Эллейв, в глубине щекочущей нежности, похоронившей сердце под своей властной, неотвратимой лавиной.

— Ну, так что же ты скажешь? — снова спросила Эллейв, давая Онирис глоток воздуха.

— Ты вычитала такой способ обольщения в какой-то книге? — прошелестели губы той, а глаза стали совсем обалдевшими, точно хмельными.

— Этой книги ещё нет, милая, — нежно пощекотал её волчий оскал. — Вернее, она пишется прямо сейчас. Это книга нашей жизни. И я жду твоего ответа, прекрасная моя, чтобы вписать его в эту книгу.

— Ты взяла меня в заложницы... Это пытка, это шантаж! — пропищала девушка, кожей и сердцем ощущая волны сладковатого ужаса и жутковатого восторга. — Это нечестно, это беззаконно!

— Есть только одна честь — честь моего мундира, которого я не посрамлю недостойным поведением по отношению к тебе, — мерцая суровыми, торжественными искорками в посерьёзневших глазах, ответила Эллейв. — И только один закон — закон притяжения душ.  Моя тянется к твоей, а твоя — к моей. Не бойся этого, не принимай за наваждение. Это действительность. Ну, дашь ответ или ещё целовать?

По щекам Онирис катились слёзы. Всхлип-рыдание, до боли распирая рёбра изнутри, утонул в очередной атаке губ Эллейв.

— Ну, ну, прекрасная Онирис, что ты... Не надо бояться. Верь своему сердцу, которое всё почувствовало правильно, но разум пытается его отговорить. Разум — жалкий трус, хотя мнит себя великим мудрецом, осторожным и рассудительным.

— Ты знаешь мой ответ, — всхлипнула Онирис.

Звёздная бездна взгляда затопила её сердце и душу своей пристальной нежностью, своей волчьей неотступностью, и из глубины с ошеломительной неотвратимостью вдруг всплыла правда: это не роман. Это жизнь, которую никому не выдумать, которую можно только прожить.  

— Скажи это, прекрасная моя, — тихо защекотало её мокрую щёку дыхание Эллейв. — Ты же знаешь, что я не отпущу тебя.

— Ты всё равно не отпустишь, отвечу я или нет, — с дрожью слёз в дыхании прошептала Онирис.

Эллейв тихонько засмеялась.

— Ты права. Я в любом случае тебя не отпущу.

— Тогда какой смысл мне говорить ответ? — приминая пальцами одной руки ёжик на её затылке, а второй обнимая за шею, пробормотала Онирис.

— Вот же упрямица! — прорычала Эллейв. — Ну, держись тогда!

Она обрушила на Онирис такой град поцелуев, что у той кожа заполыхала огнём, а дыханию стало совсем тесно под рёбрами. Каждый поцелуй разворачивался пламенными лепестками, и десятки таких алых бутонов расцветали на её лице, шее, губах, сердцу становилось жутковато-сладко, а под ногами разверзался бездонный океан. Шальная мысль ужалила ниже пояса: а ведь она тянула с ответом, чтобы получать эти поцелуи. И хотелось, чтобы они спускались всё ниже, чтоб достигли того местечка, которое сейчас горячо пульсировало, само становясь влажным бутоном, ждущим нежности.

— Кажется, я понимаю, почему ты увиливаешь от ответа, шалунья моя, — лукаво и страстно мерцая россыпью звёздных искорок в глубине взора, мурлыкнула Эллейв. — Но я не коснусь тебя там, где ты хочешь, пока ты не скажешь это. ТАК я могу касаться только своей будущей жены.

— Как «так»? — заражаясь её игривостью, двинула бровью Онирис.

Губы Эллейв приблизились к её уху и зашептали откровенно, бесстыдно, прямо. Нет, это не было грязно, это было жарко и сладко. Обнимающее кольцо рук девушки стиснулось, и она, словно в пропасть кидаясь, прильнула всем телом и выдохнула:

— Да...

Эллейв на миг застыла, а потом её руки стиснули Онирис так, что девушка запищала, задыхаясь. Та спохватилась, зашептала, виновато и нежно целуя:

— Прости, прекрасная моя, прости... Я обещала не причинять тебе боли — я не сделаю этого никогда. Всё, что ты пожелаешь, всё, что захочешь, моя бесценная госпожа...

Соразмеряя свою силу с её хрупкостью, волк ласкал Онирис на койке в капитанской каюте, и той было наплевать, что о ней подумают матросы и помощник. Волк делал всё, о чём она даже боялась помыслить, представить откровенно в своих мечтах, а когда в неё вошёл живой, горячий стержень из хмари, служивший продолжением тела Эллейв, у неё вырвался всхлип-вскрик. И тут же утонул в живительном поцелуе.

И лишь спустя какое-то время на неё накатил стыд. Она залилась слезами, а губы Эллейв осушали мокрые солёные ручейки на её щеках.

— Всё хорошо, милая, всё так, как и должно быть. Увы, я не могла сделать это с кораблём, а с тобой, живой прекрасной женщиной — могу. Вы сливаетесь в моём сердце воедино — ты и «Прекрасная Онирис». Ты моя, Онирис, ты моя...

Чтобы помочь ей успокоиться, Эллейв поднесла ей чарочку «крови победы», и напиток обжёг горло Онирис. Она закашлялась, но губы Эллейв уняли эту панику.

Когда они вышли на палубу, в чистом небе уже выступили звёзды, стало пронизывающе-холодно. Онирис смотрела на отражающиеся в воде портовые огни, а руки Эллейв лежали на её плечах. Шёпот волка коснулся её уха:

— Назад пути нет, милая.