Послеобеденное время мальчики провели в саду с батюшкой Тирлейфом, Эллейв и Онирис. В этом сказочном месте находилось огромное количество удивительных и прекрасных уголков, обойти и рассмотреть которые за одну прогулку удалось с трудом. Малыш Веренрульд ещё спал днём, и его сморило; Эллейв предложила устроить его в садовом гамаке, а чтобы не беспокоили насекомые, над ложем обычно вешался балдахин из полупрозрачной лёгкой ткани. Батюшка Тирлейф остался возле младшего сына во время его сон-часа, а Ниэльм с Эллейв и Онирис отправился на их любимый «дикий» пляж купаться. Мальчик ещё никогда не плавал в таком тёплом и ласковом море и провёл в воде часа три, не меньше — с небольшими перерывами. Взятый с собой купальный костюмчик ему ещё как пригодился, вот только ему здесь было не с кем играть в «кто громче пукнет в воду». Впрочем, теперь он и сам не согласился бы на такие опасные и чреватые неприятностями игры. Они с Онирис купались и весело плескались, а Эллейв, сняв форменный кафтан, жилетку и сапоги, ловила удочкой рыбу. Она чуть поодаль стояла по колено в воде и время от времени ласково поглядывала на жену и её братца, которые отлично проводили время и наслаждались уже хорошо прогревшимся морем. Самым тёплым и приятным оно было, конечно, летом, но купальный сезон начинался уже с середины весны.
Несмотря на плещущихся и шумящих Онирис с Ниэльмом, Эллейв удалось поймать трёх рыбин с фиолетовыми глазами и алыми плавниками; рыба эта называлась «ойрд». Этого вполне хватило для запекания в углях и наслаждения трапезой на свежем воздухе. Эллейв обмазала тушки слоем разведённой с водой глины и закопала в угли на полчаса, потом затвердевшая глина была разбита, и чешуя сошла вместе с ней. Вкуснее всего эта рыба была сама по себе, без приправ и добавок, даже без соли хороша, но солонку Эллейв всё же захватила. Костей в рыбе было мало, что делало её поедание легче и приятнее. Эллейв научила Ниэльма есть её, держа кусок на большом и широком, как тарелка, листке кустарника рамматал, который рос здесь повсюду. Цветы у него были неказистые и странно пахнущие, а плоды несъедобные, а вот листья — очень красивые и сочные, тёмно-зелёные, глянцевые. Несколько таких кустов росло и в саду — в качестве декоративно-лиственных. Привалившись к плечу Эллейв, Ниэльм ел свой кусок, а та улыбалась, глядя на его счастливую мордашку.
С непривычки мальчик немного перегрелся, и пришлось уложить его в тени. Онирис осталась с братцем, а Эллейв быстро сбегала за холодной водой из ближайшего родника: та, которую они взяли с собой, уже нагрелась и для охлаждения не годилась. Вернулась она через пятнадцать минут.
— Вот так, мой хороший, сейчас остудим тебя, — приговаривала она, заботливо держа у его губ кружку. — Да, здесь тебе не зябкая Ингильтвена, дружок. Пока ты не привык к местной погоде, в самые жаркие часы на улице лучше не появляться или выходить только в крайнем случае.
Остатками холодной воды Ниэльму смочили голову, и ветерок охлаждал её. Мальчик немного дрожал: его тело из-за перегрева не совсем правильно воспринимало обстановку. Подхватив его на руки, Эллейв носила его в тени деревьев из стороны в сторону.
— Сама-то шляпу надень, а то напечёт голову, — сказала ей Онирис.
— Руки заняты, милая, — усмехнулась та, взглядом показывая на Ниэльма в своих объятиях. — Буду признательна, если ты мне поможешь с этим.
Онирис подобрала головной убор и водрузила на её череп, на котором едва заметно проступала суточная щетина, и они обменялись быстрым и кратким, лёгким чмоком в губы.
— Ну всё, родной, на сегодня с тебя хватит прогулок, — сказала Эллейв.
Ниэльму уже стало получше, он хотел снова купаться, но Эллейв решительно переодела его, подхватила на руки, и они отправились домой. Онирис несла её удочку и ведёрко. По противопожарным и природоохранным правилам Силлегских островов требовалось хорошо залить угасший костёр водой, что они и сделали перед уходом.
— Я ещё хочу в море, — хныкал мальчик.
— Родной мой, завтра обязательно сходим ещё, — ласково, но непреклонно ответила Эллейв. — Обещаю тебе, прямо с утра и пойдём, пока ещё не жарко. Сегодня мы в жару пошли, вот тебе с непривычки и стало худо. А завтра по утренней прохладе сходим. Не расстраивайся, золотце.
— А рыбу будем печь? — ещё немного всхлипывая, спросил Ниэльм.
— Непременно, а как же! — засмеялась Эллейв. — Понравилась она тебе?
— Вкусная... Жалко, что батюшке Тирлейфу не досталось...
— Завтра побольше наловим. И возьмём батюшку с собой.
— И Верена?
— Ну, если он к этому времени проснётся. Идти надо рано, не позднее шести утра. А лучше в четыре, в пять.
— Ой, как рано... Я и сам не встану...
— А кто купаться хотел, м-м?
Ниэльм застонал и скорчил недовольную рожицу, Эллейв со смешком расцеловала его сморщенную мордашку.
— Ну, может, хотя бы в семь? — предложил Ниэльм, обнимая её за шею.
— В семь уже неплохо так припекает, милый, — сказала Эллейв. — А самая приятная прохлада — как раз перед рассветом. Тогда точно не перегреешься.