Странно было видеть по природе спокойную мистрис Смит охваченной такой лихорадочной решительностью. Боялась ли она, чтобы Карлтон не заподозрил что-нибудь и не скрылся, упрекала ли она себя внутренне в том, что до сих пор не догадалась о его преступности, его, которого она в течение месяца видела ежедневно почти у себя. Одно верно, что теперь, когда она была уверена, что преступление совершено им и им одним, она была в таком отчаянии, что если бы могла повесить его своими руками на каком-нибудь столбе, она бы сама произвела суд над ним, не ожидая ни минуты и не стесняясь подробностей судебного производства.
Мистеру Дрону не удалось убедить ее. Ни одна женщина в мире не могла бы сравниться в настойчивости и упрямстве с мистрис Смит: решение было ею принято и адвокат был не первый, который должен подчиниться ее воле. Итак, ровно в одиннадцать часов он проводил мистрис Смит в суд и попросил частной аудиенции. Когда прошение было принято, закрыли двери для публики и стали рассматривать дело.
В это время Карлтон спокойно продолжал свои утренние визиты, беспечно болтая со своими пациентами, не зная о том, что противники за его спиною ставят для него сеть, в которую он скоро должен попасть.
Окончив свои визиты, он ранее обыкновенного вернулся домой.
Эпидемия прекращалась так же быстро, как она явилась в Венок-Сюд и заботы у врачей стало меньше. Карлтон вошел к себе в кабинет, мельком взглянул в книжку, где записывались клиенты, сделал несколько распоряжений насчет лекарств, которые Джеферсон должен был приготовить к его приходу и в час дня вошел в столовую к завтраку.
Лора только что села за стол. Они очень редко завтракали вместе, так как дела всегда задерживали Карлтона в это время в городе. Она с удивлением посмотрела на него.
– Ты сегодня пришел рано, – сказала она, оставив на месте стул, который хотела подвинуть к камину, чтобы сесть к огню.
– Раньше обыкновенного, не правда ли?… Ах, дорогая, если я не буду решительнее, я никогда не освобожусь от этих утомительных занятий. Как ты вчера рано легла, – продолжал Карлтон, переменив тему.
– Я была утомлена, – сказала она уклончиво.
На самом же деле это была не усталость, а досада на странный, неожиданный отъезд Дженни, который заставил ее удалиться так рано в свою комнату.
– Твой завтрак остынет.
Лора равнодушно посмотрела на стол; потом, устремив пронзительный взгляд на своего мужа, который сел против нее, она сказала:
– Итак, этот ребенок, говорят умер.
– Какой ребенок? – Повторил Карлтон, который, думая в это время совершенно о другом, действительно не понял ее.
– Будто ты ничего не знаешь! Ребенок из Таппер-коттеджа.
– Ах, Да! Он умер сегодня утром, бедное дитя! Его мать в страшном отчаянии, – прибавил он.
– Можешь ли ты поклясться мне теперь, когда он умер, что этот ребенок совершенно чужой тебе? Ты меня понимаешь?
– Нет, я тебя не понимаю, – возразил Карлтон с возмутительным хладнокровием. – Я уже давал тебе ответ на этот вопрос и думал, что ты успокоилась. Если твоя старая фантазия опять вернулась, то ты сама отвечаешь за ее последствия, Лора. Что касается меня, то я об этом больше не пророню ни слова.
– Мать очень огорчена, не правда ли?
– Да, по крайней мере вчера утром. Я пришел к ней через полчаса после его смерти и был свидетелем такого глубокого отчаяния и грусти, которые редко можно видеть в жизни. Я был поражен. У людей холодных и строгих душевные волнения всегда чрезвычайно сильны, но непродолжительны. Я верен, что эта женщина не успокоилась раньше вечера.
– Я полагаю, ты сделал все возможное, чтобы утешить ее.
Карлтон поднял глаза на свою жену: неужели она опять станет надоедать ему этими глупостями?
– Лора!
– А что?
– Что ты этим хочешь сказать?
Недовольный вид и краска на лице ответили за Лору; Карлтону не нужно было повторять свой вопрос; бессмыслица этих слов в отношении мистрис Смит была так очевидна, так комична, что он не мог не расхохотаться.
– Ох, Лора! Эта безобразная женщина!..
Но, говори он в таком духе еще целый час, он и тогда не открыл бы ей глаза на все безумие ее подозрений. Лора с дрожащими губами не переставала глядеть на него с недоверием. Карлтон ласково положил свою руку на ее плечо.
– Должен ли я опять и в сотый раз уверять тебя, Лора, что я никогда не знал этой женщины? Клянусь моей честью, которая для меня свята. Откуда только могла придти тебе в голову подобная мысль?
В самом деле Лора сама этого не понимала. Это была одна из неотвязчивых мыслей, которые затмевали ее ум и делали ее такою несчастною. Она, однако, стала теперь приходить к заключению, что ошибалась; ею овладело чувство стыда и раскаяния в том, что она возвела несправедливое обвинение, выказала свою ревность всему миру в лице Дженни и Юдио и в особенности в том, что тайно открывала сундук
Лора взяла руку Карлтона и пожала ее, глаза ее наполнились слезами. Карлтон обнял ее.
– Будь спокойна, мы скоро оставим Венок-Сюд. Для нас настанет новая жизнь, не моя будет вина, если она не будет счастлива.