Дочери огня

— В рубрику романов? Но это же не вымысел! Ее место в разделе воспоминаний о веке Людовика XIV. В ней столько ценного материала для истории Бастилии: подробности о бунте камизаров, об изгнании протестантов, о знаменитом союзе подпольных торговцев солью в Лотарингии, из которых Мандрен^[101] составил потом настоящие военные отряды — они не только давали отпор регулярным войскам, но и сумели взять приступом такие города, как Бон и Дижон!..

— Вы правы, — сказал г-н Пилон, — но книги распределяли по рубрикам в разные времена и допускали ошибки. А обнаружить подобную ошибку можно лишь тогда, когда книгу потребует какой-нибудь читатель. Помочь вам мог бы только г-н Равенель^[102]… Но, к сожалению, сейчас не его неделя.

Я дождался недели названного господина. К счастью, в понедельник я встретил в читательном зале кого-то, кто, будучи знаком с ним, вызвался меня представить ему. Г-н Равенель был сама любезность.

— Я очень рад, — сказал он, — случаю свести с вами знакомство и прошу об одном: дайте мне несколько дней отсрочки. Эту неделю я целиком принадлежу читателям, а вот на будущей весь к вашим услугам.

Итак, г-н Равенель уже не числил меня читателем на том основании, что я был ему представлен! Он считал, что не вправе тратить служебное время на того, с кем лично знаком.

В общем, это вполне справедливо, по подумайте, каково мое невезение! Потому что, кроме невезения, винить тут некого.

Сколько уже было разговоров об изъянах в работе Национальной библиотеки! Отчасти дело тут в малочисленности служащих, отчасти в стародавних традициях, от которых никак не избавиться. Но всего справедливее упрек в том, что видные ученые, занимающие не слишком прибыльные должности библиотекарей, тратят непомерно много времени и сил на выдачу шести сотням читателей, ежедневно посещающим библиотеку, тех расхожих книг, которые имеются в любой читальне, а это идет во вред не только читальням, но также издателям и авторам, потому что кому ж охота покупать книгу или платить за чтение, когда можно получить ее задаром!

С неодобрением, опять-таки заслуженным, говорили и о том, что учреждение, которому нет равного в мире, превратилось в этакое уютное местечко, где можно обогреться, своего рода гостиную в доме призрения, а между тем подобные посетители в большинстве своем опасны не только для сохранности, но и для самого существования книг. Эти толпы заурядных бездельников, бывшие чиновники, вдовцы, стряпчие, в чьих услугах никто не нуждается, школяры, которым нужно списать заданный им перевод, преклонных лет маньяки, вроде несчастного Карнаваля, ежедневно являвшегося во фраке то алого цвета, то небесно-голубого, то ядовито-зеленого и в украшенной цветами шляпе, — разумеется, все они заслуживают участия, но ведь в Париже немало других библиотек, может быть, есть даже смысл открыть какую-нибудь специально для них?..

В Национальной библиотеке хранилось девятнадцать печатных изданий «Дон Кихота». Решительно во всех вырваны страницы. Путешествия, комедии, развлекательные истории в духе творений господ Тьера и Капефига, адресные книги — вот что неизменно берет для чтения эта публика с тех пор, как наложен запрет на выдачу романов.

Время от времени выясняется, что такое-то собрание сочинений разрознено, а такая-то редкая книга исчезла, и все это результат попустительской системы, при которой у читателей даже не спрашивают имен!

Занимать в Национальной библиотеке сколько-нибудь привилегированное положение следовало бы только пишущей братии — никому ведь в голову не придет оспаривать право на него у тех, кто погружен в науки и вообще у людей выдающихся!

Знаменитая Александрийская библиотека^[103] была открыта лишь для ученых и поэтов, не вовсе безвестных. Но зато их приветствовали как дорогих гостей, и тот, кто приезжал, дабы ознакомиться с каким-нибудь автором, мог жить там сколько заблагорассудится, безвозмездно получая стол и кров.

Кстати, об Александрийской библиотеке: позвольте путешественнику, ступавшему по той самой земле, где она некогда стояла, и перерывшему немало воспоминаний, защитить знаменитого халифа Омара^[104], которого до сих пор хором поносят за пресловутый пожар, уничтоживший это книгохранилище. Что бы там ни утверждали господа академики, Омар ни разу в жизни не был в Александрии. Не давал он такого распоряжения и своему наместнику Амру. Александрийская библиотека и Серапейон, то есть убежище, входившее в нее составной частью, были сожжены и уничтожены в IV веке христианами, которые вдобавок зверски убили на улице прославленную Гипатию^[105], сторонницу пифагорейского учения. Что и говорить, христианская религия неповинна в этих бесчинствах, но справедливости ради следует обелить и многострадальных арабов — их попрекают невежеством, меж тем именно они своими переводами сохранили для нас сокровища греческой философии, медицины, науки да еще добавили к этому собственные свои исследования, яркими лучами то и дело прорезавшие многовековую мглу феодализма.