Дочери Волхова

Вольга не первый день собирался ехать домой, чтобы объявить отцу о том, что нашел невесту и что нужно готовить к осени сватов. Милорада намекала ему, что, дескать, мы гостей не гоним, но как бы Судислав плесковский не решил, что у него украли парня. Даже Велем, вообще к Вольге относившийся хорошо и довольный, что у него будет такой удалой свояк, смеялся порой, не хочет ли Вольга податься к ним в примаки21. На самом деле Домагость, видевший, что его средняя дочь неразлучна с Вольгой, опасался, как бы ему не отковали внука раньше, чем появится зять. И хотя это дело вполне житейское, все же его чести оно на пользу не пойдет. Вольга и сам все это понимал и хотел поскорее отправиться за сватами, но не хватало сил расстаться с Дивляной. Теперь, с приездом полян, плесковский княжич уведиле в этом предлог еще немного задержаться, чтобы потом рассказать отцу, чем закончились переговоры и какие докончания были утверждены.

На следующий день старейшины снова собрались в гостином дворе. За остаток ночи и утро они обдумали речи посла и теперь приступили к Белотуру с деловыми предложениями. Смущал их только вопрос о том, действительно ли можно добраться до Цареграда, не потеряв товар. Но поляне заверяли, что покровительство козар, которые, само собой, будут иметь с этого и свою выгоду, сделает дорогу вполне безопасной.

– А уж чтобы греки с нами торговать хотели – это от нас самих зависит, – говорил Белотур. – Помнят там еще князя Улеба, не забыли как дрожали, когда его лодьи все море собою покрывали, как дань платили, лишь бы Царьград от разорения уберечь. Будете вы, волховские словене, с нами заедино, пойдут и иные племена – никто нашей силе противиться не сможет.

– А что он за человек, князь Аскольд? – расспрашивали старейшины.

– Годами мы с ним ровесники, он меня помоложе на пару лет, – обстоятельно отвечал Белотур. Подмигнув Яромиле и Дивляне, он продолжал: – У князюшки кудри качаются, будто скатен жемчуг рассыпается, у князя глаза да ясна сокола, а брови у него да черны бобры.

Девушки засмеялись, представив себе красавца князя из далеких земель, а Вольга нахмурился.

– А кто княгиня его? – любопытствовала Милорада. – Сколько всего жен, есть ли дети?

– Едва брат мой в пору вошел, сосватал ему отец жену, дочь Дорогомысла, князя уличского. Воевали тогда поляне с уличами, да наш был верх, вот и скрепили докончание свадьбой. Больше того: у Дорогомысла сыновей нет, и условие такое поставили, что после смерти Дорогомысла моему брату власть над уличами достанется.

– И что же?

– Этот скрипучий пень Дорогомысл еще жив! – Белотур усмехнулся. – Кто бы мог подумать! Ему уже тогда было под сорок, он теперь уже седой, в шрамах и без зубов, как старый волк, а все еще рычит! Его дочь родила князю Аскольду двоих детей, но оба они умерли маленькими, а сама она умерла, когда рожала третьего. Но у Дорогомысла тем временем подросла еще одна дочь, и он дал ее взамен первой. Она была еще совсем юной, даже моложе тебя, красавица. – Он посмотрел на Дивляну, которая, сидя рядом с матерью и сестрами, внимала его рассказу, будто кощуне. – Она тоже умерла прошлой зимой.

– А у Дорогомысла того дочерей больше не осталось? – хмыкнул Доброня.

– У него было их еще две. Боги ни разу не посылали ему сыновей, а ему, конечно, хотелось их иметь, поэтому он все время брал себе новых жен, искал везде самых красивых и сильных, но только нарожал с десяток девчонок! – Белотур рассмеялся над такой неудачей давнего недруга. – Других дочерей он тем временем выдал замуж. Но и нам с Аскольдом надоели его дочери, и теперь брат решил поискать новую жену в других землях.

– А ты сам на ком женат? – опять спросила Милорада.

– А моя жена приходится дочерью Забериславу, князю радимическому. У меня сын есть, Ратибор, на другой год ему уже меч получать!22 – слегка похвастался Белотур. – Так вот, хозяюшка, что я про брата моего Аскольда говорил. – И он вернулся к прежнему, не сомневаясь, что будет выслушан со всем вниманием, особенно женской половиной хозяйской семьи.

Когда Белотур обращался к женщинам, у него даже лицо менялось: улыбка становилась еще более мягкой и дружелюбной, в светлых глазах появлялось особое тепло. А уж если его собеседницей была молодая девушка, то в его лице проступало даже что-то умильное и виноватое: он словно бы очень хотел сделать для нее что-нибудь хорошее, только не знал что. Милорада подавляла улыбку, наблюдая за ним: очевидно, женщины были одной из главных радостей Белотуровой жизни, но, право же, такому удалому молодцу это трудно поставить в упрек.

– Провожаючи меня в путь-дороженьку, говорил мне князь Аскольд таковы слова, – продолжал он, будто кощуну сказывал, вдохновленный вниманием пригожих молодушек и красивых девушек. – Поищи, говорит, Турушко, нет ли где красной девицы, чтоб лицом была будто красно солнышко, а от затылочка – млад ясен месяц, одна волосинка золотая, другая серебряная, и чтоб лучше не было во всем свете белом!