Дочери Волхова

Она тоже полагала, что пророчество, полученное матерью, указывает на нее. И оно не противоречило ее собственному вещему сну, полученному на исходе купальской ночи. Ей пришло время обзавестись мужем, так почему им не может стать полянский князь Аскольд? И как ни жаль ей было расставаться с ладожской землей, из которой она выросла душой и телом и с которой была связана тысячей прочных нитей, она знала, что судьба ее в руках богов.

– Тогда сговорено! – с удовлетворением объявил Домагость, не ожидавший иного ответа от своей благоразумной старшей дочери. – Всех милости просим на обручение.

Новость молниеносно разлетелась по Ладоге, но привела к совершенно неожиданному исходу. Еще до вечера Милораду, занятую подготовкой к скорому обручению, насторожил сильный шум снаружи.

– Матушка, выйди-ка! – В избу вбежала испуганная Тепляна. – Народ со всей Ладоги собрался, шумят, кричат, хозяев требуют! Велем за Домагостем побежал.

Милорада вытерла руки и поспешно вышла из дома. И действительно увидела на берегу и на пристани перед двором довольно большую толпу ладожан, направлявшихся прямо сюда. Заметив ее, толпа загомонила сильнее.

– Что случилось, люди добрые? – Милорада всплеснула руками. – Что за напасть стряслась? Или еще каких находников Встрешник принес?

– Да ты и сама знаешь, матушка! – Кузнец Зоря выскочил вперед. – Не ты ли с мужем своим порешила Деву Альдогу полянам отдать?

– В уме у тебя помутилось, что ли? – поддержала его бабка Вередица. – Свою старшую дочь, нашу Лелю, от родной земли, от родного корня оторвать задумала? Всю Ладогу благословения лишить!

Народ поддержал их громким криком. Со стороны гостиного двора поспешно подошел Домагость, и народ обрушил на него целую бурю криков.

– Не отдадим Лелю!

– Хоть ты ей и отец, Доманя, а она не только твоя, она наша! В ней благословение наше!

– Не позволим полянам нашу Лелю отдавать!

Домагость переглянулся с женой.

– Ведь спрашивала я богинь, и сказали мне, что судьба моей дочери – жить замужем далеко… – начала было она, но за общим шумом никто, кроме мужа, ее не слышал.

– И впрямь неладно вы придумали, сестра! – Ранята, вместе с Велерадой прибежавший вслед за толпой, осуждающе покачал головой. – Сам я свою девку не отдал бы в неведомые земли, невесть каким людям. А если уж отдавать, то не старшую же!

– С ней благословение из Ладоги уйдет, ни в чем нам не будет удачи! – подхватила Велерада. – Да ты сама знаешь, сестра: когда же такое было, чтобы старших дочерей на чужую сторону отдавать?

Милорада, разумеется, знала, что гораздо чаще знатные женихи приезжают за Девой Альдогой и остаются с ними здесь, поскольку новая дева Альдога, дочь прежней, должна родиться на ладожской земле. Но еще никогда сваты не приезжали с Того Света, и этот исключительный случай, прямо как в сказании, заставил ее отступить от обычая. Но Ладога не забыла дедовские заветы и не собиралась уступать родителям нынешней Девы Альдоги, пусть даже они самые знатные и мудрые среди ладожан.

– И даже князь Одд называл ее ландвет! – добавил Вологор. – Чужой человек, а и то понял, что в Яруше удача ладожская, без нее счастья не будет. И ведь правду сказал: она приехала – и мы ворогов отогнали. А вы ее за тридевять земель снаряжаете! Заново русь придет – что делать-то будем?

– Не ждала я от тебя такого, сестра! Ты ведь старшая! Моих девчонок я и то бы не отдала, потому как в них любшанская кровь, а то Ярушку!

– Вот дождетесь – завтра Волхов-батюшка назад пойдет! – пригрозила старая чудинка Вельямара, и народ сильнее зашумел при мысли о том, что привык считать самой страшной опасностью, знаком гнева богов. – Сам Ящер на берег выйдет и заберет ее!

Ладожане закричал еще громче, устрашенный этим жутким пророчеством. Домагость поглядел на жену. Было очевидно, что Яромилу из Ладоги не отпустят, а Домагость и его жена не могли идти наперекор соплеменникам.

– Успокойтесь, люди добрые! – закричал Домагость. – Уймись, Зорько!

Голос воеводы, способный отдавать приказания в шуме сражения, перекрыл ропот толпы, и люди притихли.

– Коли уж моя старшая дочь вам так дорога, не отдам я ее полянам! – продолжал он. – Слава Макоши, еще две есть. Меньшая пока мала, в пору не вошла, а середнюю отдам. Назад свое слово уж не возьму.

– Ну, это другое дело! – одобрил дед Путеня. – Паволоки-то греческие, оно да…

– Леля пусть выйдет! Ярушу позовите! – гомонили люди, будто хотели убедиться, что носительница благословения никуда не делась.

Яромила выглянула из сеней: она, как и прочие домочадцы, уже бросила дела и слушала из-за дверей, отчего такой шум. Увидев ее рыжевато-золотистую голову и ясное приветливое лицо, народ загудел с облегчением и радостью.

– Солнышко наше красное! Лелюшка наша! – ликующе выкрикивали в толпе, почти так же как в начале весны, когда встречают юное, набирающее силу солнце.

У всех было такое чувство, будто они спасли богиню Лелю от Ящера, а с ней вместе и саму Ладогу.

– Здесь я, люди добрые! – Яромила поклонилась народу. – Как же я вас покину? Здесь я родилась, здесь, видно, и век свой мне жить.