Доднесь тяготеет. Том 1. Записки вашей современницы

До революции на женской каторге каторжанки работали на тяжелой работе (обслуга всей тюрьмы, включая подвозку воды, дров, чистку помойных ям, стирку, топку тюрьмы и бани), но они сами распределяли свою работу: здоровые работали на самой тяжелой работе, женщины среднего здоровья делали более легкую работу, больные не работали совсем. Книг у каторжанок было достаточно для получения самого высокого образования, толстые журналы они получали, правда, с годичным опозданием, посылки могли получать без ограничения. Каждая имела право выписать продукты на 4 руб. 40 коп. в месяц. Эту выписку не всегда удавалось использовать целиком — на всех не хватало денег, но все у них распределялось поровну, а слабые и больные получали особый паек. Кажется, они совсем не получали сахара и мыла, им приходилось выписывать их не только для себя, но и для уголовных каторжанок, так как они не могли не поделиться с ними такими необходимыми вещами. С уголовницами они жили раздельно, но всегда чем могли помогали им. Конечно, у политических каторжанок было сильное недоедание, но хлеб у них оставался всегда (из него делали квас), каши тоже было достаточно, не хватало жиров, сахара, витаминов, но никто у них не доходил до того, чтобы хлеб был пределом мечтаний, как для абсолютного большинства лагерниц Колымских лагерей.

Помню, после начала войны меня и других тюрзачек[30] направили на разные мелкие командировки[31], где мы работали только на лесоповале и кайловке. Паек у 1-й категории был 500 г хлеба и два раза в день щи из черной капусты, в обед каша, на которую по норме полагалось 11 г крупы. Некоторое время я работала, конечно, нормы не выполняла, но по справке врача получала 1-ю категорию (какое-то время по справке врача не выполняющим норму давали 1-ю категорию), но не более чем через месяц я уже работать совсем не могла, только добиралась до леса и там садилась у костра.

К счастью, производственному начальству удалось добиться возвращения тюрзачек в зону главного лагеря. Нас вывели двенадцать человек: восемь с молфермы и четверых с агробазы. Молфермовки еще держались, поскольку им товарищи иногда могли послать овес или что-нибудь из комбикорма, а наши товарищи ничего послать нам не могли, так как сами были голодные. Конвоир, окинув нас критическим взглядом, сразу отделил молфермовок и сказал: «Ну, стройтесь, и пойдем. А вы, — обратился он к нам, — идите как хотите». Вот мы и шли «как хотели», едва передвигая ноги, но не садились, потому что знали, если сядем — не встанем. Все-таки тринадцать километров мы прошли и пришли в зону, хотя значительно позже тех восьми человек, которые шли с конвоиром.

И все-таки женский лагерь был санаторием по сравнению с мужским.

Но вернусь к нашей жизни в Уфе.

К осени 1933 года Ирине Константиновне удалось снять довольно большую квартиру в очень стареньком, ветхом домике, стоящем над спуском к Белой, а мы поселились прямо на берегу реки. Часто, возвращаясь домой с работы, мы проходили мимо их дома и, конечно, не могли удержаться, чтобы не зайти хоть на полчасика.

В квартире этой обосновалась целая коммуна: сама Ирина Константиновна, Александра Адольфовна, Николай Подгорский и семья Новиковых (Елена Моисеевна с сыном Сережей и дочерью Анной), которым она отдала самую большую комнату. У Александры Адольфовны была крохотная, но зато самая теплая комната: в нее выходила большая русская печь. В своей комнате Ирина Константиновна поселила и Леву (Майорова), образование которого она целиком взяла на себя. Пока Новиковы оставались в Уфе, Ирина Константиновна занималась также и с Анной, Мария Александровна и Илья Андреевич остались в прежней комнате, но обедали в коммуне, сразу же после работы шли туда. За обедом собиралось много народу, было шумно, весело, совершенно естественно, что нас тянуло туда. По выходным дням к обеду приходил Борис Белостоцкий, Фишель, кто-нибудь еще забредал. Было так уютно, ласково и дружно, что уходить не хотелось, и обеды, и послеобеденные часы затягивались до глубокого вечера. Думаю, что, несмотря на то что на Ирину Константиновну ложилась большая часть заботы и работы по обслуживанию коммуны и занятиям с детьми, ей тоже было хорошо в этой обстановке. Так прошла зима.