Догматика без догматизма

Второй особенностью лютеранской этики мы назвали евангельскую спонтанность и ситуативность. Здесь речь идет о том, что верующий, будучи уже оправданным, свободен от заботы о своем спасении. Он совершает поступки, исходя не из надежды на то, что они принесут ему «дополнительные баллы» перед Богом, а исходя из нужды ближнего. Скажем, часто возникают дискуссии, нужно ли подавать милостыню нищему, если знаешь, что он распорядится полученными деньгами не лучшим образом. Типичным ответом становится: конечно, милостыню подавать нужно, ведь, в конце концов, она важна не столько для этого нищего, сколько для тебя самого. Лютеранство не приемлет такого ответа, поскольку он базируется на праведности дел, самоправедности человека. А лютеранское богословие исходит из того, что доброе дело только тогда является по-настоящему добрым, когда совершается не из желания заслужить что-то у Бога или даже улучшить самого себя, а из спонтанного и бескорыстного желания помочь ближнему. Наша задача – помочь именно ближнему, а не себе. Поэтому подлинно нравственным импульсом является стремление не исполнить абстрактный закон, общие заповеди, а найти способ наиболее эффективно помочь конкретному нуждающемуся человеку в этой его нужде. Соответственно, в ситуации, требующей этического решения, следует ориентироваться не только на «вечные» нормы и заповеди, но и на буквальную ситуацию, в которой ты оказался, и которая, быть может, требует вовсе не традиционного подхода.

Отсюда вытекают две особенности Лютеранской церкви в социальной сфере: во-первых, некоторая кажущаяся «сухость и бюрократичность» (ведь необходимо точно выявить нужду и определить пути помощи), но в то же время эффективность ее социального, диаконического служения. И, во-вторых, большая, чем у ряда других церквей, готовность к новым, нестандартным подходам в решении этических вопросов – в полном осознании своей ответственности за эти решения.

Речь идет о важном христианском принципе: поступать не по написанному закону, а по любви. Любовь же очень конкретна, она всегда смотрит на конкретную нужду отдельного человека, а не на некие вечные принципы. Лютер в этом смысле, по выражению одного исследователя, «перенес этику с неба на землю».

Третьей важнейшей особенностью лютеранской этики является положительное отношение к миру. Средневековая культура была во многом проникнута отторжением мира, это была культура монашеская, культура аскетизма. Монашеское мышление предполагало, что путь к Богу – одновременно путь от мира, что только отрекаясь от мира, только умерщвляя плоть, можно приблизиться к Богу. Для Лютера все совершенно иначе. Мир создан Богом для людей и их радости. Поэтому истинная духовность не может заключаться в бегстве от мира. Только в мире можно жить подлинно духовной жизнью. И более того: жить в мире – не значит принимать на себя все трудное и печальное, бежать радостей мира. Скорее наоборот, надо с благодарностью и наслаждением принимать все дары Бога. Убегая от мира, ты убегаешь от реального дара Божьего, убегаешь – куда? – в какие-то свои измышления и представления о возвышенном и духовном. Дух не противоположен материальному, наоборот: Дух проявляется в материальном. Хорошим примером тому должны служить таинства, в которых Божье прощение возвещается самым что ни на есть материальным образом.

Мысль и благочестие Средневековья, а во многом и нашего времени, стремятся к идеалу возвышенной чистоты, «непорочности». Человек должен удалить как можно дальше от себя низкое, «животное» в своей природе и приблизиться к Богу своей моралью, аскезой и высокими разумными размышлениями. Область чувственного, телесного, сексуального часто воспринимается как нечто низкое, не вполне достойное человека как духовного существа. Оправдываемся ли мы делами или верой, эта область: чувственное, сексуальное, «животное» – кажется здесь совершенно не причем, мы думаем, что она особенно далека от Бога.