Догоняя правду

⠀ Лиза вздрогнула, когда почувствовала, как что — то массивное ткнулось под лопатки. Грозный рык и частое жаркое дыхание за спиной лишили девушку смелости, паника пробежала по желудку девятибалльной волной. В этот миг на плечах повисли огромные чёрные лапы, и опасное животное сбило Лизу с ног. Огромный дог прикусил куртку, мотнул несколько раз головой и навис над жертвой, из пасти воняло. Морда собаки была так близко, что журналистка разглядела даже коричневые кариозные пятна на клыках пса.

— Граф, хватит, молодец, сидеть! — Сима согнула руку в локте, ладонью вверх. Граф не хотя отпустил из объятий обидчицу хозяйки. И сел. Даже сидя, он был ростом по грудь Серафиме. Лошади в стойлах метались и хрипели.

— Я расскажу. Но я ни при чем. Это все отец, он помешался на этой картине.

— Бабуля тоже. Говори, но не мне. Ей расскажешь. Вставай. Граф! Рядом!

— Да это не Граф, а Лорд Баскервилей, — Лиза озиралась и жалась к Серафиме. Королевский дог в темноте казался той самой зловещей собакой из торфяных болот с горящими жёлтыми глазами. Он недовольно поскуливал, то и дело прикусывая предательницу за одежду. Лиза каждый раз подергивалась, покрываясь мурашками.

— Баб Веня, смотри кто у нас тут, лазутчик! Никакая она не журналистка! — Серафима кричала так, что в дальнем коровнике всполошились буренки, и наперебой замычали.

Засуетились и домочадцы. Венера Степановна с трудом отклеила свое сухопарое тельце от единственного кресла в комнате, бежевый уставший велюр сливался с цветом кожи пенсионерки. Колченогая бабуля проковыляла крабьей походкой к журналистке. Нащупала на груди очки, висящие на цепочке. Напялила на нос и зловеще прошипела в лицо испуганной девушки:

— Девка, ты мне сразу не понравилась! — в нос Лизе остро ударил запах полыни, корвалола и почему — то затхлой воды. " Как противно воняет старость", — подумала она.

— Вы мне тоже, уж простите, — огрызнулась Лиза.

— Что замышляешь, то уже давно на раз — два прочитано, — шишковатый палец с выцветшим ногтем постучал по голове гостьи. Можешь даже не продолжать, Серафимушка, небось, опять охочие за картиной пожаловали.

— Не охочие, а те, кому по праву положено, — окрысилась Лиза.

— В кармане у тебя наложено. Положено им. Да, Веня ваша совсем не дура. Оценила картинку давно, ещё в 80– х. И положена она не вам, а в банк. Ещё когда первые просители пошли, по наводочке специалистов. Все рассоветовали дуре Венере, мол, что за синие кони, не картина, а сплошная депрессия. Зачем она в доме. Пусть в доме художников висит, не произведение искусств, но абстракция и работа дореволюционная. А цена, мол, копеешная. А мне эти синие кони жизнь спасли. Копеешная цена у жизни — то моей? А? Говори? Во сколько б ты жизнь человеческую оценила?

— Эту картину дядя моего отца написал, зачем вам немецкое наследие, позвольте спросить? "Башня синих коней" была в коллекции Гимлера. Знали?

— Тут дураков нет, дядька ваш супротив меня в дуло не целился, вот что я тебе скажу. Карл Францевич, батюшка твой, когда о немецких кровях вспомнил, ась? Когда историю преподавал в институтах — помалкивал. И в партийных работниках не Карлом его величали, а Коляном Федорычем. Я старая, но не глупая. Оперился, антикваром стал. Папой кличут. Ещё немножко и Римским обзовут, — семья Кондратовых разноголосо засмеялись.

— Нечего с ней разговаривать, пусть катится туда, откуда пришла, — выступил вперёд Руслан, и закрыл собой мать. — Я знаю, как эта картина оказалась у нас. Если кто не знает, поясню.

— Не надо сынок, перед свиньями бисер метать. Мы ничегошеньки им не должны, пусть вертают девочек взад. Или и на него найду управу. И пусть на нашу Симу рот не разевает. Ходил старый пень, околачивал пороги мои, мол, отдай внучку — сиротинушку ему, в содержание или как там на молодёжном, в подстилки при богатом доме. Старый хрен в тазике полоскать. Летел из дому колбаской до самой Новоспасской.

⠀ Снова пронёсся дружный гомон по комнате.

— Мам, Егор то с Милки по ходу, уже там. Как грится, самосуд учинять поехали. Ты же знаешь Егора, пусть звонит она папаше своему. Или я своих подключу, — тронул Володя мать за плечо. Исподлобья глянув на притулившуюся к стене, скукожившуюся, Лизу.

Зелёный фургон подъехал к дому Папы и остановился метров за сто на обочине широкой асфальтированной дороги, ведущей к огороженному красным кирпичным забором зданию, выключив фары.

— Эх, щас бы Володькин бинокль, — раздосадовано Егор опустил стекло в машине и прикурил. Прищурился, выпуская дым колечками. — Я тебе скажу, это не дом, Миха.

— А что? — Милки открыл окно со своей стороны, закашлявшись. — Дядь Егор, бросай, не в машине.

— Уже, — за две тяжки Егор докурил сигарету и выбросил бычок. — Это крепость, посмотри, сколько камер понатыкано. И въезд — то какой, с колоннадами, царский. Эрмитаж. Там, приглядись, гренадеров не видать?

— Кого? — парень удивлённо уставился на дядю.

— Ты книжки вообще читаешь? Или только Муму?

— Что за Муму?