— Ну вот, мы так и напишем, — Перегудина приняла решительную позу и ткнула указательным пальцем куда-то вверх. — Я предлагаю разделить лист ватмана на колонки, и каждый будет оформлять свою, а Даша нарисует картинки… к чему сможет, — Алла взяла карандаш и начертила на белом поле листа несколько линий. — Колонка Лины будет о красоте, колонка Севы — о животных, Стас пишет анекдоты, Гена — что-нибудь о спорте, Жора — про еду, а я добавлю чего-нибудь исторического.
— А мы? — спросил Лёва.
— Вы?.. Придумайте что-нибудь, — пожала плечами Алла.
— Да мы уже целый час только этим и занимаемся, — сказал Валя.
— И что?
— И ничего не получается…
— Что ж, подумайте ещё. Только быстрее, места может не хватить, — и Перегудина вернулась к столу, вокруг которого со всех сторон толкались ребята, которые что-то писали и рисовали.
Вдруг Сева Ильин, крадучись, направился к окну.
— Сев, ты чего? — удивился Лёвка.
— Тсс… Слышите?
И тут Лёва услышал тихое, но настойчивое стрекотание откуда-то из-под кустистого алоэ со множеством отростков. Маленький незаметный сверчок тянул свою монотонную песенку. Валя и Лёва подошли к подоконнику.
— Это он так коленками делает? — спросил Валя.
— Нет, у них на надкрыльях есть специальные мембраны-перепонки, которые трутся друг о друга…
— Всё, понял, не коленками. А я-то думал, что они это коленками стрекочут. Я даже Яське так говорил…
— Тихо. Надо его поймать, — прошептал Сева.
— Ага…
Они сунули головы между буйно растущих растений, но обнаружить сверчка, как ни старались, не могли. Вроде вот он, стрекочет прямо под носом, но словно в шапке-невидимке сидит.
— А это ещё что? — вдруг послышался громкий голос Гены Волочаева.
Сверчок замолк. Все посмотрели на Гену, который держал в руках какие-то листочки.
— Я не понял, это что, вообще?
Лёвка похолодел. До него дошло, что Волочаев обнаружил карикатуры, которые они не догадались вовремя убрать подальше. Между тем Гена рассматривал существо с огромным животом, раскрывшим рот для бутерброда.
— Это Жорик наш, что ли? — спросил он.
— Где? — Жорик заглянул в листочек и покраснел.
Как можно было опознать Жорика в этом абстрактном безобразии, Лёва так и не понял. То есть где-то на краю его сознания теплилась гордость художника, чьё творение было воспринято именно так, «как хотел сказать автор», но этот автор уже давно пожалел, что вообще хотел что-либо сказать.
— Не-е-е… Это не Жорик… — неуверенно проговорил он.
— Это из биологии, — подхватил Валя, стараясь не смотреть на красного Жорика. — Это инфузория-туфелька съедает бактерию. Помните, мы проходили?
— Непохоже это на инфузорию-туфельку… — прищурился Гена.
— Просто я рисую плохо, — виновато сказал Лёвка.
Жора, кажется, даже облегчённо вздохнул.
— Ну, допустим. А это кто? — Гена поднял листок, на котором был изображён человечек с огромными круглыми кулаками.
— Очевидно же, что краб, — не моргнув глазом, сказал Валя.
— А почему на человека похож?
— Да ладно, где он тут на человека похож? Маленькое туловище, большие клешни…
— А почему они круглые и на кулаки смахивают? — недоверчиво спросил Волочаев.
— Просто я рисую плохо, — ещё тише произнёс Лёвка.
Он знал, что там дальше где-то и листочки со стишками были.
— Вы мне всех сверчков распугали, — сказал Сева. — Можно потише?
— А где там сверчки? — заинтересовалась Алла.
— В зелени, но их не видно. Правда, один сейчас стрекотал.
Внезапно все забыли про карикатуры и двинулись к подоконнику.
— Осторожно, не пугайте его. Если будет тихо, он может опять начать стрекотать, и мы его поймаем.
Гена пожал плечами, отложил картинки и тоже подошёл к окну.
Но сверчок, не привыкший к такому вниманию, передумал стрекотать.
Лёвка метнулся к столу со стенгазетой, чтобы забрать лежащие где-то там листки со стихами, но их уже не было.
— Гляньте, что я ещё тут нашёл! — воскликнул Стас Коробейников.
Лёва похолодел.
— «Открывает Жора рот, ест огромный бутерброд!» — продекламировал Стас.
— Где, что? — Ребята забыли про сверчков и окружили Стаса.
— Да вот же! Это ваши сочинения?
— Да, наши, — сказал Валька. — Но мы не успели дописать. Там должно быть: «Открывает Жора рот, ест огромный бутерброд. Он и с нами поделился. Вот». Жора же классный парень, он добрый.
Лёва заметил, как напрягшийся было Жора улыбнулся.
— А где рифма к слову «поделился»? — строго спросила Алла Перегудина, поправляя очки указующим жестом.
— Ой, наверное, надо ещё строчку придумать… — сказал Валя.
— И слово «вот» какое-то странное, — добавила Лина Красухина.
— Зато оно в рифму к «бутерброду», — заметил Лёва.
— А тут ещё стишок есть! — хитро заявил Коробейников. — Слушайте! «Волочаев как-то раз засветил кому-то в глаз».
— Это про меня, что ли? — нахмурился Гена Волочаев и предупреждающе хрустнул кулаками: — Никому я ничего не засветил. А если засветил, значит, на то были причины. Вы зачем это про меня написали?
Лёва понял, что, если сейчас Генка засветит в глаз ему или Вале, на то есть веские причины.
— Там тоже, кажется, продолжение должно быть, — пробормотал он с пересохшим горлом. — Что там дальше, Валь?