Учительница неодобрительно поджала губы. Тут из-за её спины появилась Даша Березина. Лёвка ошарашенно посмотрел на её струящееся зелёное платье, на золотистые волосы, уложенные в высокую причёску, на подкрашенные ресницы и оторопел.
— Я буду танцевать, — сказал он. — Ну и что, что в жилетке, так же тоже можно, правда?
— В общем-то, да, — согласилась Виолетта Максимовна. — И, кстати, вам уже пора за кулисы. Сейчас начинаем.
Из-за кулис Лёвка видел, как наполняется зал. Вот пришла его мама, и Валина мама, и даже маленькая Яся тут. И другие родители, и все учителя. Как при всех танцевать? Он почувствовал, что ноги подкашиваются, а в животе что-то противно бурчит. Подошла Даша.
— Волнуешься? — спросила она.
— Угу.
— Не переживай, всё будет отлично.
— Да. Ты, главное, танцуй без кирпичей, ладно?
— Ладно. А ты по русскому словарные слова выучил?
— Что? — У Лёвки глаза на лоб полезли. — Какие ещё слова?!
— Да шучу я, шучу.
Но вот послышалась музыка, и все танцоры вышли на свои позиции. Лёвка не любил сказку про Щелкунчика, а «Вальс цветов» Чайковского любил. Когда уже нет никаких мышиных королей и злого колдовства.
Даша сегодня танцевала прекрасно. В смысле молча. Только улыбалась слегка. И оставалось только лететь и лететь по залу под прекрасный вальс. Или даже над залом. В какой-то момент Лёвка напрочь забыл и про зрителей, и про учителей, а просто парил внутри музыки, словно мотылёк, который не считает шаги и не боится врезаться во что-нибудь…
Вдруг вальс закончился. А ведь раньше он казался таким бесконечно длинным. Мамы и учителя зааплодировали, и танцоры раскланялись, как их учила Виолетта Максимовна.
После праздника Лёвка подошёл к своей маме, чтобы вместе идти домой.
И вдруг его руку стиснули маленькие горячие пальчики. Лёвка обернулся. Это была Яся. Она посмотрела на него снизу вверх и сказала:
— Лёвка, ты был самым красивым мальчиком на этих танцах. И без пиджака тебе лучше, чем с ним. Точно-точно.
А через пару дней Валя объявил другу, что их мыльно-цветочная корзинка заняла первое место в конкурсе поделок на Восьмое марта среди выпускной группы детского сада.
Глава 10. Французская ботаника
— Привет!
Валя ждал Лёвку у ларька мороженщицы. Здесь они частенько встречались, чтобы было время поболтать по дороге в школу. На уроках-то особо не потреплешься.
— Французский язык — это ужасно, — жаловался Валька. — Совершенно невозможно выучить. Стол у них женского рода, книга — мужского. Где логика? Про числительные вообще говорить страшно. Я их не понимаю…
Французский язык ребята изучали уже четвёртый год, со второго класса, но легче от этого не становилось. В нём постоянно встречались новые неизведанные закавыки.
— Говорят, есть хороший способ, чтобы легко запоминать новые вещи, — сказал Лёвка.
— Какой?
— Надо придумать про них историю.
— Ну да. Тогда сочини мне историю про французские числа.
— Давай попробуем. Один первобытный француз придумывал числа.
— Зачем?
— Не знаю… Хотел пальцы на руках посчитать.
— Уже прикольно.
— И придумал он по названию на каждый палец: ун, дё, труа…
— Это я помню.
— Потом решил и на ногах посчитать. И придумал числа до двадцати.
— Допустим. Но потом-то пальцы у него кончились?
— Нет. Потом он женился. И пошёл считать дальше. А чтобы не слишком заморачиваться, после слова «двадцать» начал всё сначала: двадцать один, двадцать два…
— Я это тоже помню. В русском языке всё точно так же.
— Так он дошёл до тридцати. И пошли у них дети.
— А пальцы на ногах жены? — напомнил Валя.
— Не отвлекайся. Она обутая ходила. Значит, пошли у них дети. И он изобрёл числа «сорок», «пятьдесят» и «шестьдесят».
— Вот. А потом что-то пошло не так, да?
— Потом он устал.
— С тремя детьми кто хочешь устанет.
— Дошёл до шестидесяти девяти и не смог придумать «семьдесят». Просто не смог, вдохновения не было, муза покинула, а считать дальше надо.
— А русские, между прочим, смогли придумать «семьдесят».
— Да. А первобытный француз устал, и вместо семидесяти он сказал «шестьдесят десять». И это прокатило, никто ничего не заметил. Или просто сказать постеснялись. А потом он сказал «шестьдесят одиннадцать, шестьдесят двенадцать».
— Выкрутился, значит.
— Ага. И так дошёл до восьмидесяти. А слова «восемьдесят» тоже нет, и придумать его не получается. И он опять выкрутился, сказал «четырежды двадцать». И пошёл дальше считать. И получилось у него «четырежды двадцать один, четырежды двадцать два…» И так дошёл до девяноста.
— А числа «девяносто» тоже нет?
— Да. А он уже привык и пошёл считать дальше: «четырежды двадцать десять, четырежды двадцать одиннадцать…» А там и до сотни недалеко осталось.
— Как же он сотню придумал?
— Не знаю. Может, дети подсказали. Пока он счёт придумывал, дети его подросли и помогать начали. Вот кто-то из них и ляпнул: «Сан!» И первобытный француз сразу же решил, что это «сто». А дальше совсем легко. Прибавляй «сан» и считай всё по новой.
— Ну, прикольная сказка получилась. Только как она мне поможет вспомнить дату Великой французской революции?
— Не знаю. Можно ещё что-нибудь сочинить… про революцию.