Договорились. Часть 2

Карина умильнулась и просыпала орешки мимо пакета. Никто, кроме нее, и не заметил.

— А, ладно.

Зайкин стукнул ладонью о мозолистую руку СемСемыча, но тут же как будто осекся и спрятал ее за затылком, хотя было уже поздно.

— Хохохо, — по-стариковски смеялся мужчина. — Давно мечтал об этих ножах.

— Афоныч пока даже не попробовал, — поджал губы парень.

Афоныч оказался бездомным, который приходил за едой каждый день, и являлся самым придирчивым к местной кухне, как позже объяснил Карине Зайкин. Чувствительные вкусовые рецепторы и врожденная строгость могли бы позволить ему стать профессиональным критиком и раздавать звезды Мишлен, но жизнь не сложилась.

— Здесь у всех так, — говорил СемСемыч. — Кого-то поломали. Кто-то сдался сам, как Савелий.

Он почти скорбел, когда говорил о нем. Голос при этом темнел и глаза серели. Девушка прислушалась. Савелия она даже не видела, а история его уже трогала. По крайней мере, было любопытно, почему люди опускаются до бродячего образа жизни. Карина об этой социальной группе никогда особенно не задумывалась. Ей собственной нищеты хватало, чтобы еще думать о более несчастных.

— Вел машину пьяный, — ответил на ее мысли СемСемыч. — Попал в аварию. Другого водителя сразу насмерть. Собственную девушку превратил в инвалида без ног и матки. Отсидел, а все простить себя не может.

Девушка не знала, что думать и говорить. Она не страдала особой чувствительностью не к своей боли, но СемСемыч говорил с тяжелой горечью, что это трогало за душу. Карина была уверена, посторонний не мог так рассказывать. Судьбы здесь явно переплетались. Чужие становились родными от одиночества. По возрасту Савелий подходил ему в сыновья. Видимо, так СемСемыч к нему и относился.

— Я думаю, он придет, — сказал Зайкин, как ребенок, который отказывался познать жизнь и продолжал читать сказки. — Дина ведь его ждет.

— Ох, Дина, — на морщинистом лице сверкнула добрая улыбка. — Савелий ее, конечно, некстати бросил. У нее сейчас должны быть другие заботы.

— Пол уже известен? — воодушевился парень, явно хотел соскочить с печальной темы.

— Девочка.

Карина наблюдала, как расцветали лица обоих. В СемСемыче просыпалась отеческая нежность, а в Зайкине — детская радость. Синие глаза заискрились. Как будто ему сестренку обещали. Волна его восхищения доплыла до нее и согрела.

— Он отец? — встряла Карина, сама не поняла, почему, ведь ей было по сути все равно, просто к Савелию она успела проникнуться, а с его предыдущей историей это не особо вязалось.

— Нет, — СемСемыч опустил глаза. — Ее изнасиловали и выбросили на обочину. А он ее нашел и привел сюда.

Девушка протянула неловкое «Мм» и решила больше не задавать вопросов.

— Ну, как? — парень подал СемСемычу брокколи на вилке.

Тот разжевал нерасторопно, покидал еду из одной щеки в другую, посмаковал и выдал вердикт с ухмылкой.

— Афоныч по-любому взбесится. Готовь ножи.

— Еще не вечер.

Зайкин прищурился и вернулся к большой вок-сковороде, в которой тушил гарнир.

— Но вкусно, — СемСемыч стянул уголки губ вниз.

Карина улыбнулась.

Наконец, когда все было готово, СемСемыч повел их в соседнюю комнату — огромную столовую с узкими окнами и дешевыми столиками, как в шавермочных забегаловках. Зато огромное пространство вмещало много народа.

Они встали за невысокую стойку, на которую взгромоздили ужин в здоровой таре. Ящик с пайками положили поближе к Карине под ноги. А блюда стали разливать и раскладывать по тарелкам и на подносы.

— Ну, че, запускать? — Оксана ворвалась в столовую сквозь двойные парадные двери.

СемСемыч деловито кивнул. Вахтер прихрамывала, но двигалась быстро, торопилась. Карине показалось это смешным, ведь лишние полминуты ничего не решала, но поняла, что ужин здесь для многих был важным событием.

Вскоре толпа нахлынула. Темные фигуры в обносках, местами закаменевших от грязи, местами рваных до голого тела, грязные, вонючие, быстро заполняли зал, но культурно занимали очередь на выдачу. Колонна росла. Многие кряхтели, пыхтели и кашляли, а часть смеялась. Старые знакомые встречали друг друга и обсуждали свои дела.

Девушка не могла до конца скрыть отвращение, которое вызывал стойкий запах десятков немытых тел вперемешку с мусором, мочой и алкоголем. Лица все были кривые, нездоровые, то красные, то желтые, то синие. Много было ссадин и синяков, экзем, болячек и гнойных ран. В таком обществе всякий аппетит пропадал. Но на лице Зайкина она не увидела ни капли омерзения. Он всем улыбался радушно. Задавал вопросы тем, кого знал, даже заигрывал с некоторыми женщинами, которые сильно потеряли привлекательность, но не утратили кокетство. Это Карину поразило и даже заставило немного приревновать. Она тоже старалась улыбаться, выдавая пайки, но с брезгливостью ей всю жизнь было трудно бороться, поэтому девушка выдавали их очень осторожно, боясь задеть нечистую плоть.

— Господа и дамы, не забываем мыть руки, — кричала Оксана, указывая на две старые раковины у входа. Там краны отворачивались пластиковыми маховиками с красными и синими пятнами на вершине.