Договорились. Часть 2

Все согласились. Они сели за стол впятером — к ним присоединилась вахтер. Женская половина компания оказалась по одну сторону, мужская — по вторую. Дина села к окну, Карина за ней. С краю поместилась Оксана.

Зайкин, по обыкновению, задавал темы для разговора. В основном, ему отвечали СемСемыч и Дина. Девушка вела себя свободно и весело, смеялась громко, а ела мало. Оксана, напротив, наяривала ложку за ложкой. С супом покончила за пару минут и сразу переключилась на второе. Карина за часы неустанной работы аппетит так и не нагуляла, точнее его перебивали смрад и кривозубые рты бомжей вокруг, которые гремели ложками и разговаривали с набитыми ртами, не стесняясь друг друга. От смеха брызгали слюной и кусочками еды, но никого это не смущало. Зайкин замечал подергивания крыльев ее носа, но только посмеивался на это.

— Че не ешь? — спросила Оксана, закончив со своим гарниром. — Не будешь?

Заинтересованный взгляд упал на нетронутые девушкой овощи с курицей. Она улыбнулась вежливо и придвинула женщине тарелку, отрицательно качая головой.

— Зря, — укорила женщина и взялась за блюдо. — Я раньше тоже за фигурой следила. Работа обязывала.

— А кем вы были? — Карине, действительно, стало любопытно.

Она пыталась разглядеть сквозь усталость на лице и сухую кожу былую красоту. Находила аккуратные черты, миловидный нос и упитанные губы. На худой шее теперь обвисали две морщинистые складки кожи, но когда-то она была лебединой и нежной.

— Проституткой, — без стеснения ответила Оксана, набив обе щеки.

Девушка захотела откашляться и прочистила горло. Запила морсом встрявшую комом неловкость. Клюквенный вкус обволок горло и чуть сбавил тошноту.

— И как вы сюда попали?

— Как все. Утратила былое очарование, — тон указывал собеседнице на то, что такие вещи нужно знать. — В молодости лучших чинов обслуживала. Потом перестала за их расценки котироваться. Перешла в лигу ниже. Так и докатилась.

Карина закивала. Все и так было ясно, но женщина решила растолковать.

— Юность всегда в цене, потому что у красоты срок службы ограничен, — хмыкнула Оксана, посмотрев на девушку профессиональным оценивающим взглядом. — А зрелость на редкого любителя.

— И сколько лет вы… работали?

— Да всю жизнь, с семнадцати, — она предупредила вопрос в карих глазах и добавила. — В пятьдесят пять бросила. То есть меня бросили. Вышвырнули.

Спросить Карине больше было нечего. Она кивнула в поддержку и замолчала. Остальные за столом увлеченно обсуждали недавний блокбастер. СемСемыч критиковал создателей за тупость, Зайкин хвалил за спецэффекты, а Дина слушала обоих и внимала, потому что сама не видела.

— Че к чему было? — продолжила вдруг Оксана. — Ни кола, ни двора. На пенсию, разумеется, рассчитывать не приходится. Даже любовника ни одного не осталось.

«Вот неужели сейчас самое время?» — Карина сжалась, отторгала внезапные откровения, боялась сопереживать и не умела придумывать утешительные речи. В истощенном невзгодами лице женщины отпечаталось вечное недовольство. И неудовлетворение. Было в этом нехорошее пророчество. Ей не хотелось смотреть на собеседницу.

— Это теперь на меня глянуть страшно, — Оксана напугала Карину своей неосознанной телепатией. — А раньше-то мужики за мной толпами бегали. Так добивались, — ясные глаза посмотрели в небо и снова опустились. — Пока не узнавали, чем я занимаюсь, конечно.

Карина слушала с неохотой. Тошнота подпирала, она ее глотала вместе с напитком и заедала хлебом, который рвала на мелкие куски. Зайкин был увлечен спором с СемСемычем. Дина над ними смеялась.

— Только один дурак меня любил, — на лице Оксаны появилась мечтательная улыбка.

Карина не понимала, почему людей пробивало на меланхоличные монологи в самых неподходящих местах с самыми неподходящими людьми. Она боялась, что сама такой когда-нибудь станет и будет навязывать любому вежливому человеку собственную трагедию. Ответ пришел сразу: «Им просто не с кем было поговорить». Одиночество доводило каждого. И теперь запугало и ее. Не хотелось ей быть безумной бабкой, которая пристает к людям за обедом.

Оксана вещала длинную, полную романтики и похабщины, историю своей единственной любви с неким инженером, который принимал ее любую, зато развестись так и не смог. Эта мелодрама, длиннее «Санта Барбары», ничуть девушку не тронула. Она старалась абстрагироваться, делая вдумчивый вид, будто, действительно, слушает, чтобы не погружаться глубоко и надолго.

А сама любовалась Зайкиным. Он, с красными глазами и вечно шмыгающим носом, спорил с СемСемычем и надувался, как маленький принц, прихоть которого отказались исполнять, а уже через секунду смеялся от души и переключался на Дину. Спрашивал о ее беременности, предлагал помощь и фантазировал, как будет учить ее ребенка готовить, передавая опыт СемСемыча, а та передаст его потомкам, и зародится новая кулинарная школа. Девушка ухахатывалась, а сама время от времени поглядывала в окно и на поднос, к которому никто не подходил.