Договорились. Часть 2

Зайкин следил за движением, быстро набирал скорость, легко маневрируя маленьким хэтчбеком среди объемных джипов и длиннозадых универсалов. Назло Карине все перекрестки открывались им зеленым светом, оставляя все меньше времени на поговорить.

— Могут же у меня быть свои дела, — отозвался холодно парень.

Она тщательно анализировала тон его голоса, пытаясь выловить нотки эмоций, но ему удавалось себя подстраивать под любую ситуацию, впрочем, приветливого в этом точно было мало.

— Зайкин, только не смей ей ничего рассказывать, — девушка не выдержала и, развернувшись к нему, взяла за руку, чуть ниже локтя.

Он убрал ее на руль, а дальнюю освободил и облокотился на дверцу.

— Не бойся, договор в силе. Просто на паузе.

Карину ответ не устроил. Лоб нахмурился. Губы слегка надулись.

— И долго ты будешь ее игнорировать? — спросила она через минуту.

— Пока думаю.

Своей лаконичностью он заткнул ее еще на минуту. Девушка растерялась. Его спокойствие нервировало. Страх быстро рос.

Ноябрьская слякоть долетала до окон ошметками, врезалась в стекло и медленно скатывалась на дверцу снаружи. Карина следила, как серый недоснег ползет вбок и вниз, теряя себя по пути.

— Зайкин, пожалуйста, дотерпи до конца, — голос ослабел, получилось жалостливо, а она хотела звучать спокойно и настойчиво, без лишних эмоций, но как будто молила, причем о пощаде. — Полтора месяца всего осталось.

Он не отвечал целых секунд двадцать. Сердце за нее считало, отмерив по три удара два десятка раз.

— Пожалуйста, Зайкин, — ожидание барабанило по нервам. — Проси о чем хочешь.

Девушка резко развернулась к нему корпусом от нетерпеливости и томно вздохнула. Руку положила ему на бедро, поближе к паху. Губы обвела языком. Автоматически сработало, как у секс-куклы, — рефлексы были запрограммированы. Словив его равнодушную усмешку, покраснела.

— Себя опять предлагаешь? Думаешь, я только этого хочу? Не примеряй на меня Трунова. Мы с ним разные.

Обижало больше то, что он даже не взглянул. Дорога была ему интересней. Карина отвернулась, сжалась и запахнула пальто плотно.

— Я просто… сама… тебя хочу, — признание далось ей тяжко, челюсти свело от правды и ее осознания. — Перманентно, причем.

Сбоку послышался легкий смешок.

— Я через это уже прошел. И ты пройдешь. Тем более, у тебя есть хороший трахатель.

— Да не хороший он! — она закрылась ладонями. — Ты прав, я его терпела. Но я терпела и похуже. Жерар вполне сносный. Не надо было меня от него защищать.

— Вот именно, у тебя все сносно, — наконец-то, Зайкин выказал возмущение. — И никогда классно. Зачем постоянно терпеть, если можно нормально жить?

— Приходится, блядь! — Карина сорвалась и не сдержала слезы, голос осип. — Хочешь жить, умей вертеться. Вот и я кручусь, как могу. Да тебе никогда не понять! Ты золотой ребенок. Тебя всю жизнь любили, холили и лелеяли. У тебя буквально все есть: счастливая семья, горы денег, куча друзей, толпы поклонниц. Никто и ни в чем тебя никогда не ограничивал. И лишь одна мелкая неприятность — возлюбленная не дает.

Она посмотрела ему в лицо раскаленными глазами. Зайкин выдохнул. Синий не успокаивал.

— Знаешь, какая огромная между нами разница? — спазм зажал ей глотку. — В том, что я — твое единственное несчастье. А ты — мое единственное счастье. И у меня больше ничего хорошего в жизни не было…

Девушка снова свернулась клубочком, подняв ноги на сиденье, и уткнулась лбом в холодное стекло. Пятна пара от дыхания проявлялись и быстро исчезали.

— И не будет… И не нужно оно мне.

Зайкин неодобрительно покачал головой.

— Объективно у тебя далеко не самая злосчастная судьба, — говорил без жалости и без презрения. — И ту, которая есть, ты во многом выбрала сама. Че ты ноешь? Если не нравится, так выбирайся. Я же руку помощи протягиваю. А ты ее все время отбиваешь.

— Огкх, не нужна мне твоя жалость, — она откинула голову на спинку и уставилась в солнцезащитный козырек.

— Это любовь, Кариш, а не жалость. Хватит обесценивать мои чувства.

Карине показалось, что она зажмурилась лишь на секунду, а они уже приехали. На самом деле, прошло целых пять минут. Просто боль не давала осознавать себя. Все время и пространство вокруг сжались до болевой точки в ее солнечном сплетении. Пульсация стала единственным движением вселенной. На отшибе в невесомости плавала мысль: «Он ведь прав, трусиха».

— Так что с моей сестрой? — придя в себя, спросила она строго, но с надеждой.

Такси с остальными пока не подъехало, значит, у них еще оставалось время.

— Зайкин, пожалуйста, потерпи. Чуть-чуть. Мне надо ее подготовить. Она назло всякое может вытворить.

Вспомнив разговор с ЭрПи, она рассказала ему все: от конца и до самого начала. Он хмурился, но внимательно слушал. Карина говорила недолго и по сути, описывая жалкого мембера, которого долгое время принимала за подростка, их шутливые разговоры о самом разном, глупый поступок его матери и еще более глупый его собственный, проникалась глубже сама, испытывала острую вину и за него, и за сестру.

— У Полины явно нет настолько серьезных заморочек, как у этого, — парень кивнул куда-то в сторону.