Договорились. Часть 2

Впервые они открыто говорили об этом в компании. Секретом это не было, но Карине не хотелось лишний раз ловить упрекающие взгляды Игнатьевой и Варданяна. Те видели в этом предательство по отношению к Зайкину. И сейчас смотрели так же, парень молча, Игнатьева не могла не высказаться.

— И зачем он тебе? Я еще понимаю Губкин, у того хотя бы власть, и сам приятный, а этот… — она фыркнула в сторону. — В чем смысл?

— Думаешь, мне нужны только власть и деньги? — Карина вызывала такси через приложение, поэтому могла на них не смотреть, но в интонации передавалась обида.

— Ну, в твою искреннюю любовь к нему я поверю, только если из космоса увижу, что земля плоская, — Игнатьева охнула и махнула рукой небрежно.

Парни выдавили по смешку.

— А в мою искреннюю любовь к Зайкину, а не к его деньгам, ты прям поверишь? — от отчаяния Карине хотелось, чтобы ее презирали, она выпрашивала унижение взглядом.

— Поверю, — Игнатьева не поддалась, ответив твердым голосом. — Потому что и так это знаю.

— Ничего ты обо мне не знаешь, — сквозь зубы проговорила Карина.

— Именно. И, по-моему, это твоя проблема.

Настена слушала взволнованно, извинялась за упоминание Жерара и одновременно упрекала, потому что соглашалась с Игнатьевой. Карина все читала в распахнутых серых глазах, чистых как вода. А вот Варданяна и Гогу она прочесть не могла. Их лица изображали, что угодно, только не равнодушие: любопытство, недоумение, осуждение, хотя она была уверена, что им до нее последнее дело.

— Ладно, не будем лезть в чужие отношения, — вступилась Настена и замахала рукой, пытаясь вымести друзей на тротуар с парковки. — Каждый встречается, с кем хочет.

— Очевидно, не каждый, — Игнатьева смерила Настену и Варданяна одинаково укоряющим взглядом. — И я уверена, Карина тоже. Только в отличие от вас, непонятно, почему.

Оба покраснели и увели друг от друга лица.

— Рит, правда, не наше дело, — Варданян развернул ее за плечо, чтобы наставить на путь к метро. — Сами разберутся.

Гога вздохнул и возразил:

— Да они год уже не могут разобраться. Зайку жалко.

Всегда спокойные и добрые глаза парня посмотрели на Карину с сожалением.

— Огкх, — она резко опустила телефон и подняла лицо к небу. — Не надо делать из меня злодейку, а из него ангелочка. Уверена, он не шибко и страдает. Вы лучше меня знаете, как много у него других вариантов. Не понимаю, почему его именно на мне зациклило. И вы чего вдруг взъелись? Вам не похер на меня?

— Ну, ты тупая, Ермакова, — Игнатьева так раздула грудную клетку, что, казалось, лопнет, однако ничего не произошло.

Вздох возмущения громко вышел, грудь спала, глаза опустились. Она прихватила своего парня и быстро зашагала к тротуару.

Карина выдохнула ей в спину. Варданян перевел внимание на себя.

— Не похер. И, по-моему, для друзей это нормально.

Девушка обомлела, не ожидала такой открытости. От Варданяна. И тем более от Игнатьевой. Той, значит, тоже было не все равно, и вся эта злость только вуалировала переживания. Карина посмотрела вслед ушедшей паре и благодарила в душе Зайкина за то, что он умел выбирать друзей, и за то, что втянул ее в этот круг, даже если она все равно не вписывалась.

— Вы меня еще больше презирать будете, если я расскажу.

— Что за чушь, Кар? — Настена отпрянула, чуть мотнув головой.

— В смысле, еще больше? Тебя разве кто-то презирал? — Варданян оскорбился, расправил плечи, выпятил профиль с гордым носом и усмехнулся.

Карина думала, что выглядит жалкой и растерянной, сдвинула брови к центру, закусила нижнюю губу верхней.

— Вард! Настен! Вы идете? — кричал Гога.

Они успели отойти на приличное расстояние. Игнатьева остановилась, но не оборачивалась. Варданян взглянул на отвернувшуюся Карину и потеребил Настену за плечо, намекая, что надо уходить. Та не двинулась, хотела дослушать до конца.

— Потом, — Карина прочистила горло и опустила голову.

— Моя бабушка, мудрейшая из женщин, которых я знаю, — Настена снова привлекла ее взгляд. Розовое лицо стало уверенным, надежным и твердым, — говорит, что испражняться надо не только физически. Иначе будет душевная интоксикация.

Карина переглянулась с Варданяном, оба улыбнулись.

— Мне кажется, у тебя запор души. И это надо лечить. Ты варишься в собственных мыслях, как жуешь пережеванное. Ничего хорошего в этом нет, — сказав это, она круто развернулась и заторопилась к друзьям на тротуаре.

Варданян постучал указательным пальцем по виску, подмигнул и побежал следом. Она провожала их улыбкой, а про себя соглашалась с Настениной бабушкой полностью. Просто ей всегда было некуда изливать свои переживания, и она научилась их переваривать. Травила сама себя, а уже не могла разорвать порочный круг. Или теперь могла… Настена ведь никогда особо не осуждала, а своими переживаниями делилась свободно. Все секреты ей доверяла. И Игнатьева раскрылась, тогда на дне рождения Варданяна. Наверняка, специально, чтобы втереться в доверие, но ведь это значило, что она хотела этого доверия, рассчитывала на него и не получила, потому выдавала обиду за оскорбления.

Слезы вытекли из глаз. Непонятно, плохие или хорошие.