И сейчас было неловко наблюдать за тем, с каким интересом Зайкин разглядывал захудалые интерьеры родительской квартиры. Неухоженность и обшарпанность бросалась в глаза вопиющими дырами в линолеуме, потертостями на обоях, трещинами в мебели. Даже запахи казались непристойными. Пахло чем-то пережаренным, обветшалым и нечистым. С момента переезда уже отвыкла, а сейчас остро почувствовала всю убогость их квартиры. И тяжелая атмосфера навалилась разом. Только теперь поняла, как в тесной студии дышала гораздо свободнее.
— Вау, твоя детская комната, — разувшись, парень без спроса заглянул в первую дверь и прошел внутрь.
Карина поспешила за ним. Тапочки надевать сама не стала и гостю не предложила, хотя испугалась за его белоснежные носки. Он развернулся на все триста шестьдесят градусов и посмотрел на девушку уже красными от аллергии глазами. Пыль тут висела в воздухе плотно. Дневное солнце хорошо ее освещало в окно. В лучах плавали крупные песчинки.
— Таблетки с собой? — спросила она заботливо и строго. Как мать. Или жена.
Шмыгая носом, Зайкин уже доставал из кармана плоскую таблетницу.
— Воды?
— Да я так привык, — и проглотил с ладони.
Хозяйка смотрела с напряжением. Чувствовала себя странно, как в густой жиже, вроде могла двигаться, но с трудом. Все вокруг обволакивало. Любое действие приходилось делать с усилием. Так она стеснялась себя и своей прошлой жизни, всеми силами пытаясь этого не показывать.
— У тебя тут даже постеров никаких нет. Неужели ты ни от кого не фанатела? — удивлялся Зайкин, изучая немногочисленные предметы их с Полиной быта: полки с учебниками, сувениры, подаренные кем-то давно и просто так, иконы, которые развесила мать — единственный декор в этом доме.
— Не ищи себе кумира, — более хлесткой фразы она придумать не смогла и кивнула назад. — Нам в другую комнату.
Девушка прошла в зал, который одновременно был родительской спальней. Там стоял шифоньер из желтоватого дерева, покрытый лаком, с тремя створками и черными ручками-гвоздиками, издалека казавшимися просто дырками. Парень сразу плюхнулся на разложенный диван, застеленный клетчатым покрывалом. Скрип старых досок и пружин прорезал уши. Дверцы шкафа тоже стонали, нехотя открываясь.
— Поздравляю. Ты вообще первый, кого я привожу домой, — Карине хотелось заглушить неприятные звуки или собственный стыд, который в душе разорался сиреной.
— Ооо, — Зайкин самодовольно оскалился. — Спасибо, я польщен.
— Считай это экскурсией в нищету. Думаю, ты раньше такого не видел.
Она рылась на полках в одинаково черных вещах. Не сразу сообразила, что перебирает мужскую одежду. Парень хмыкнул.
— Не надо думать, я не в воздушном замке живу. И вообще-то в приюте для бездомных с детства тусуюсь. И друзья у меня самые разные.
Карина не то выдавила смешок, не то кашлянула. Переметнулась на полку ниже, надеялась там найти женские платья. И первым делом наткнулась на серую юбку. «То, что надо», — озарилось лицо.
— И долго еще ты будешь обвинять меня в богатстве? Я к этому не причастен, как и ты к своей бедности.
Она вздохнула, не оборачиваясь. Искала в куче тряпья юбку поприличнее, но они все очень походили друг на друга. Фасон всегда был один: «солнышко» ниже колен. Только фактура отличалась, впрочем, даже этого было немного — на выбор штуки три.
Зайкин подошел и выхватил одну юбку.
— А постремнее че-нибудь есть? — голова уже просунулась между полками.
Карина глянула на прошловековое одеяние и задалась вопросом: «Куда уж дальше-то?».
Парень зарылся в одежде, полностью вытеснив девушку. Она смиренно отошла в сторону. У него ушло минут пятнадцать, чтобы все внимательно пересмотреть не по одному разу, но выбор, в самом деле, был невелик. Материнский гардероб был еще скромнее, чем их с Полиной. На одной полке помещалось все, что она носила. Только белье и носки лежали в отдельном ящике, который выдвигался из-под полки ниже.
— Ладно, юбку можешь брать любую, они все равно одинаковые, — наконец, сдался Зайкин. — И вот это.
Он вытащил шерстяную кофту на единственной огромной пуговице, коричневой с разводами. На серых полах буйствовала красками вышивка — маки переплетались с васильками, к ним подбивались ромашки и что-то совсем мелкое желтое, наподобие, «кислицы», вкраплялось между. Такую даже мать никогда не носила. Карина ее в этом, по крайней мере, ни разу не видела, зато помнила на фото бабушки. Догадалась, что мать оставила вещь на память.
Парень полез снова и вынул белую блузку с толстыми плечами. В девяностые мать в ней щеголяла модницей наверняка, а Карина сейчас сошла бы за слепую любительницу винтажа без стиля и вкуса. Она вытянула губы в сторону, но молча переняла и это.
— Ну, давай, примерь, — Зайкин скалился.
В синих глазах булькало удовольствие. Он разглаживал фигуру девушки взглядом, не отрывался, ждал шоу. Карина ухмыльнулась и решила устроить ему целое зрелище.
— Помоги расстегнуть, — повернулась спиной и подняла волосы, чтобы открыть молнию.