Договориться с народом. Избранное (сборник)

Ну, а раз промышленность концентрировалась в городах, то и ведущие к ним железные дороги приходилось перманентно реконструировать, и сил и средств на строительство новых линий, могущих вдохнуть жизнь в обезлюдевшие регионы, не оставалось.

А я предложил заранее в расчеты по сравнению вариантов размещения предприятий расходы для варианта размещения в большом городе принимать более высокими, с учетом неизбежных в будущем затрат на реконструкцию городского хозяйства. Величину этих повышения затрат можно было установить, проанализировав процесс развития ряда крупных городов. Специалисты соглашались со мной, но на деле ничто не менялось.

Но особенно меня удивляло то, что все эти безобразия, поражавшие новичка, воспринимались опытными специалистами почти как норма. Мне же, воспитанному в советском патриотическом духе, они казались, по меньшей мере, проявлениями головотяпства, если не вредительства. И эти новые знания и чувства требовали выхода.

Я стал писать статьи в газеты и записки в правительственные органы. С трудом, в урезанном и смягченном виде, кое-что удалось опубликовать в «Строительной газете» и некоторых других ведомственных изданиях. Но мне хотелось поведать о своих впечатлениях и открытиях широкой общественности.

Я не искал славы, хотя знаки признания общественной значимости моей работы мне бы не помешали. Не рассчитывал я и на высокие гонорары или иные блага, хотя до 80-х годов остро нуждался и в деньгах, и в жилье. Двигало мною желание помочь стране, народу лучше распорядиться теми богатствами, какими наделил нас Бог.

Вот почему я начал свое наступление на издания, особенно популярные среди русской интеллигенции. Несколько моих попыток совершить прорыв в этом направлении были успешно отбиты редакциями.

Я продолжал совершенствовать свой научный инструментарий. Около десяти лет мне довелось прожить в Перове, и на работу я ездил на электричке. Вагоны в часы пик были переполнены, но я ухитрялся в дороге штудировать Маркса – первый том «Капитала», а потом и другие работы. Конечно, это совершенно разные вещи – изучать «Капитал», читая лишь те странички, которые полагалось по методичке для аспирантов, или прочитав весь том подряд. Поэтому, когда мне по службе было дано поручение разобраться, почему в нашем самом совершенном социалистическом хозяйстве плохо внедряется новая техника, я сразу же нашел ответ: оказалось, что в СССР, как и при капитализме, учитывается только оплачиваемый труд, а прибавочный труд остается вне учета. Естественно, что и границы применения машин у нас столь же узки, как и отмеченные Марксом для капитализма.

Отдавая должное гениальности Маркса, я все же должен отметить, что кумиром для меня он не стал. Скоро я дошел до статей Маркса и Энгельса о панславизме, а затем и до их откровенно русофобских работ, и это навсегда отвратило меня от немецких гениев. Я обратился к трудам Ленина, которые в вузе тоже изучались поверхностно. Но одновременно я изучал и труды славянофилов, которые первыми в XIX веке заявили о том, что Россия – самобытная цивилизация. Она не только не отстает от Европы (как полагали тогда и правящая элита, и российские «западники»), но и располагает в мировоззренческом плане таким богатством, какого Запад либо никогда не имел, либо растерял в ходе своего исторического развития. А потому спасение мира, в том числе и Запада, придет из России. Особенно запомнился мне девиз князя Владимира Одоевского: «Девятнадцатый век принадлежит России!» Без моего ведома в журнале Владимира Осипова была напечатана моя статья «Учение славянофилов – высший взлет русской мысли в доленинский период». Она вызвала много критических откликов (особенно яростно выступал по этому поводу Анатолий Иванов). С Лениным мне пришлось разбираться много позднее.