Гоголь считал себя прежде всего поэтом, стремившимся создать «идеал прекрасного человека… тот благостный образ, каким должен быть на земле человек…». Однако, считал он, «нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости…». Если сначала вызвать у читателей чувство ужаса и омерзения от современного ему общества, то можно будет пробудить у общества в целом и в каждом отдельном индивиде желание стать лучше, приблизиться к идеалу. А как Гоголь представлял себе этот идеал? Ведь он хотел представить читателям «русскую Россию». Разумеется, это у него не получилось и не могло получиться по причинам, о которых говорилось выше.
В последние годы жизни Гоголь все чаще задумывается над тем, чтобы уйти в монастырь, стать монахом. Он принял близко к сердцу мысль, широко распространенную тогда среди монашествующих: «монах для мирянина – это как ангел для монаха». Я не богослов, но закрадывается подозрение, что это грубейшее искажение христианского идеала. Можно спасти свою душу, праведно живя в миру, и можно погубить ее, неподобающе проживая в монастыре. Христос не случайно напомнил предупреждение пророка Исайи: «…приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим» (Мф 15:7 – 9). Опыт истории свидетельствует: увы, слишком часто место Божественных заповедей в жизни людей занимали доморощенные учения человеческие. И в монастыре подчас многим насельникам, как и мирянам вне монастырских стен, оказывается трудно соблюсти главное условие святости жизни: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу (жизнь) свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее…» (Мф 16:24—25).. У Бога могут быть Свои критерии святости людей, не совпадающие с нашими представлениями, и в конце света «будут двое на поле: один берется, другой оставляется…» (Мф 24:40). Не будем забывать евангельсую притчу «О неимеющем одеяния брачна» (Мф 22:1 – 14).
В то же время одному из его корреспондентов, «занимающему важное место», который тоже хотел стать иноком, Гоголь рекомендует оставить подобные мысли и продолжать служить государству. Почему? Потому что «наш монастырь – Россия». Вот в этом борении двух устремлений – спасать свою душу в монастыре или спасать Россию от неминуемой беды, и прошел последний период жизни писателя.
С точки зрения той цели, которую ставил перед собой Гоголь, его жизнь прошла бесплодно: того, что он считал главным, ему так и не удалось написать. А то, что во всем цивилизованном мире считают гениальными творениями писателя, Гоголь считал недостойным своего таланта и был готов отречься от них.
Не знаю, в чем секрет нынешнего всплеска внимания к творчеству автора «Мертвых душ» на Западе. То ли в том, что там нутром чувствуют: в поэме Гоголя кроется что-то очень важное для постижения той тайны «славянской души», над которой ломают головы европейские авторитеты вот уже столько веков. То ли, напротив, образы уродов, созданные Гоголем, должны подтвердить убеждения людей Запада, что от России и впредь нельзя ожидать ничего хорошего. Русским же людям новое, более глубокое понимание образа Чичикова, которым восхитились современники и почитатели Гоголя, думается, не грозит. Если Россия одолевает нынешнюю смуту и готовится сказать то спасительное для человечества слово, которое, как считают многие, лучшие люди мира от нее ждут, то это будет не слово Гоголя. И прозвучит оно не от имени возродившегося к новой жизни Чичикова. Хотя не следует пренебрегать предостережением Гоголя от «страшной, потрясающей тины мелочей, опутавших нашу жизнь», если оно звучит от имени писателя, построившего все свое творчество именно на обыгрывании мелочей. Как и предостережением от пустоты «холодных, раздробленных, повседневных характеров», каковые Гоголь и изображал. Ну, а его призывы устремить души людей к высокому, светлому и прекрасному остались благим пожеланием, не подкрепленным ни художественными образами, ни личными данными писателя.
Почему же эти замыслы писателя остались неосуществленными?
Михаил Саяпин противопоставил Гоголя Есенину. Есенин был величайшим певцом революции: его знаменитая «кабацкая лирика» – это символическое выражение состояния опьяненности подвигом души русского человека, впервые за столетия вышедшего на широкую историческую дорогу (вот почему так люто ненавидели его Бунин с одной стороны и Бухарин с другой). А Гоголь, как уже отмечалось, высмеивал страсть русского человека к подвигу, хотя и заявлял постоянно о своей любви к России. Поэтому я бы назвал его «любящим недоброжелателем России».
Важнейший пробел в русской литературе