Доисторические и внеисторические религии. История религий

Фаллический культ, связанный с медвежьим и зафиксированный для Зальцзофена, еще более убеждает в том, что медведю поклонялись не как охотничьему трофею и не с магическими целями привлечения новых животных в охотничьи сети, но ради самой жизни, ради соединения с Богом, символом которого стал для неандертальца его могучий сосед по альпийским пещерам. В Драхенлохе Бахлер и Нигг наткнулись на странную композицию: через глазницу и арку скулы черепа трехлетнего медведя без нижней челюсти была для чего-то продета бедренная кость другого, более молодого медведя. Две длинные кости еще одного пещерного медведя образовывали основание этой странной конструкции. Что это? Случайное нагромождение костей или древнейший рукотворный образ Бога?

В 1939 году в Италии на горе Чирчео (Circeo), высящейся над Тирренским морем на полпути от Неаполя к Риму, в пещере Гваттари (Guathari) палеоантрополог А. Л. Бланк нашел человеческий череп мустъерского времени, являвшийся объектом культа, типологически близкого медвежьему. В пещере, также недоступной из-за завалов и потому сохранившей в непотревоженном виде следы древней культуры, ученый обнаружил залу, по углам которой были сложены кости зубров и оленей – остатки ритуальных трапез, – а в центре, в круге из камней, на боку лежал череп неандертальца с искусственно расширенным затылочным отверстием (см. рисунок). Итальянский антрополог Серджио Серджи исследовал череп и, обнаружив на нем следы ударов, предположил, что его обладатель, мужчина 40–50 лет, был убит людоедами. Но другие исследователи, в частности отечественный археолог А. Окладников, сочли более правдоподобным религиозный характер находки. Круг камней мог символизировать солнце. Солярная символика в верованиях неандертальца не должна удивлять, если мы вспомним об ориентированных по оси восток – запад захоронениях. Солнце – символ победы над ночью и смертью. Череп первоначально был вознесен на шест, который, понятно, не сохранился за десятки тысяч лет.[163]

Почему неандертальцы не похоронили своего сородича, но, отделив его голову и изъяв мозг, на протяжении долгого времени поклонялись черепу, останется для нас, скорее всего, навсегда неясным. Но то, что эта находка Бланка во многих деталях совпадает с памятниками медвежьего культа, очевидно. Медведь мог стать заменой человеку в обряде, требующем вкушения плоти уподобленной Богу жертвы.

Быть может, здесь мы встречаем в первый раз характерный для всей последующей религиозной истории человечества таинственный обряд заместительного жертвоприношения. «„Мистическая общность“ охотника и его жертвы приоткрывается в самом убийстве зверя: истекающая из него кровь во всем подобна человеческой крови… – объясняет Мирча Элиаде. – Убить дикого зверя на охоте, а позднее заколоть домашнее животное равносильно совершению жертвоприношения, в котором жертвы взаимозаменяемы».[164] Животное замещает человека. Невозможное по этическим соображениям жертвоприношение человека, образа божественного первообраза, оказывается возможным при подмене человека зверем. «Твоя голова за мою голову, твои плечи – за мои плечи», – через много тысячелетий будут говорить месопотамляне, принося в жертву Таммузу ягненка. Однако у некоторых племен или в некоторых обстоятельствах такой замены почему-то не происходило, и священнодействие сохранялось в своей древней, раннепалеолитической форме поклонения человеческой голове.

Этические и эстетические представления неандертальца

Этика и эстетика не являются самостоятельными формами человеческих отношений. Внимание к ближнему, стремление делать ему добро, умение поставить себя на место объекта своих действий и не творить другому того, чего не желаешь себе, суть те особенности поведения, которые обретают основание в признании за человеком великого предназначения к вечной и божественной жизни. Забота о человеке является заботой о божественном в человеке, проявление любви к человеку – проявление любви к его Творцу. Только очень поздно этика, отделившись от религии, попыталась стать самостоятельной. Также и эстетика есть выявление красоты божественного совершенства в нашем дольнем мiре. Этика – это служение Богу в правде, эстетика – служение в красоте.

Если мы замечаем в древнем обществе высокие этические принципы и стремление выявлять и отображать красоту, то с большой долей вероятности можем полагать его религиозно ориентированным. И напротив, когда мы обнаруживаем жестокость к человеку и животным, эгоизм, радость от страданий другого, равнодушие к прекрасному и тягу к обезображиванию мiра, то всегда замечаем и иные проявления религиозного упадка. Чувства добра и красоты глубоко укоренены в человеке и во многом и делают его человеком. Вне этики и эстетики человек перестает быть человеком, превращаясь в зверя.