Вглядимся в изображения внутренней пещеры. Они странны. Мы увидим существо с человеческим телом, но с четырьмя пальцами на руках и ногах и с птичьей головой. Существо это лежит навзничь, раскинув руки и вытянув ноги, подобно телу, положенному в могилу. Но художник почему-то изобразил у этого умершего мужские половые органы в состоянии готовности к соитию. Птицеголовость, птицелапость (четыре пальца – лапка птицы) – все это признаки духа, оторвавшегося от бренности земли в таинственном полете. Фаллос – символ жизни и жизнедательной силы. Художник желал показать, что изображенный – дух живой, имеющий свою силу с собою. Прямо перед лежащим человеко-птицей стоит громадный зубр. Он опустил голову, увенчанную мощными рогами, и смотрит на лежащего. Его грива поднялась дыбом, хвост также поднят вверх, что показывает высокую возбужденность зверя. Его мужские части подчеркнуты с какой-то особой гипертрофией. Они столь велики, что иногда их считают «вывалившимися от удара копьем внутренностями». Этот огромный рогатый, полный великой силы бык, стоящий над «живым умершим», скорее всего, то самое существо, присутствие которого в могиле символически отображали бивнями мамонта, рогами оленя или зубра. Это – Он Сам. Художник подчеркнул его величайшую жизнедательную силу. Он – источник и податель жизни. Тот, кто после смерти приходит к Нему, тот будет жить. Потому-то и умерший изображен с фаллос эректос.
Здесь, в этой таинственной фреске из Ляско, перед нами, быть может, предстает самое сокровенное упование палеолитических людей – надежда на победу над смертью. И предстает не в виде элементов заупокойного ритуала, но в символическом изображении.
Стоящий над умершим зубр поражен, кажется, тяжелым копьем. Он и податель жизни, и жертва за жизнь. Представление это может показаться слишком сложным для ориньякских охотников, но вспомним, что именно с таким представлением о гибели и победе над смертью подателя жизни (Осирис в Египте, Думузи в Шумере, Яма в ведах) входит человечество в религиозную историю пять тысяч лет назад. Идея единства жертвоприношения, жертвы и жертвователя – идея очень древняя. «Жертвою Боги пожертвовали жертве», – провозглашают, например, веды [RV. 10.90.16.1].
В недавно открытой пещере Шовэ есть изображение зубра с нарисованными поверх него многочисленными красными отпечатками человеческих кистей рук. На большинстве кистей один или несколько пальцев загнуты, и это, должно быть, передает какую-то информацию, непонятную нам. Но само изображение человеческих ладоней поверх фигуры зубра почти наверняка свидетельствует о том чувстве причастности, которое испытывали к зубру кроманьонцы, которые «наложили на него руки». Изображение лошади с наложенными на нее изображениями шести рук имеется и в пещере Коске, и в некоторых иных палеолитических «галереях». Через много тысячелетий подобный же прием отображения причастности мы встретим в неолитических фресках Чатал-Хююка, в стенописи австралийского мезолита и во многих иных местах. Да и современный христианин, касаясь ладонью или целуя почитаемую им икону или гробницу святого, не совершает ли действие, совершенно аналогичное изображенному 29 тысяч лет назад в пещере Шовэ?
Близ фрески во внутреннем зале Ляско в земле найдены остатки светильников, каменные лезвия. Видимо, посвященные в таинства жизни и смерти совершали в этой окрашенной охрой пещере свои обряды, слов и действий которых мы не узнаем никогда.[208]
С фреской Ляско совпадает изображение на палетке из пещеры Абри Раймондон (
Фреска Ляско и палетка из Раймондон – две части целостной картины религиозных упований человека верхнего палеолита. На палетке мы видим жертвоприношение в мире людей, на стенах пещеры – результат (и одновременно причину) этого жертвоприношения в мире богов, куда так желал попасть человек, пройдя рубеж земной жизни. Можно привести немало примеров находок остатков таких жертвоприношений, какое изображено на палетке из Раймондон. Например, в Ла Шапелль-о-Сант (
«Великий колдун»