Доисторические и внеисторические религии. История религий

Таинственные изображения животных, то приносимых в жертву, истекающих кровью, то стоящих посреди какой-то конструкции, то заимствующих детали от разных видов живых существ, весьма распространенный сюжет верхнепалеолитической живописи. О том, что пытался выразить через эти изображения древний человек, можно только догадываться. Смешение частей от разных животных в одной фигуре, что мы так отчетливо замечаем в Ляско, преследует определенную цель – показать, что «в том мире» все не так, как в этом. Такие смешанные изображения очень часты. Они как бы разбивают наивное представление ученых, что древние полагали Богом зубра или медведя и объясняют нам с предельной для доисторического охотника ясностью – нет, не зубр есть Бог, но зубр – это символ Бога. И там, где возможно, лучше нарисовать зубра не совсем настоящим, чтобы этой символичностью никто не обманулся и не принял тварный образ за первообраз. Но часто эти смешанные изображения перестают быть чисто звериными. В них то там, то тут начинают проглядывать человеческие черты. То корпус, то ноги, то лицо этой странной фигуры обнаружат человеческое. «Это колдуны в масках», – говорят иногда исследователи. Но, безусловно, это не маски. Это все те же составные фигуры «иного мира».

«Великий колдун».

Ученые вполне условно называют верхнепалеолитические изображения этого типа – «Великий колдун». В чем их действительный смысл, кого изображают они, никто не знает, и мы можем строить только догадки о сути сюжетов, представленных здесь изображениями из французских пещер Труа-Фрер и Лурд: а) из Лурдской пещеры (Франция); б) изображение из пещеры Труа-Фрер, Монтескьë-Авантес (Южная Франция).

В пещере Три Брата так же, как и Ляско, бывшей, как мы помним, святилищем, а не жилищем, таких составных фигур очень много. Но над всеми ими, в самой глубине пещеры, на высоте пяти метров, царит изображение удивительного существа 75 см высотой и 37 см шириной. По мнению одного из первых посетителей пещеры профессора Кюна, «изображение это жутко до содрогания».[210] У него торс зверя, хвост и уши волка, глаза филина, рога оленя, но руки, ноги и сама постановка корпуса человеческие. Существо с хвостом лошади, рогами оленя, но с бородатым мужским лицом встретится нам в Лурдской пещере. Иные исследователи наивно говорят, что изображенный – сам художник в ритуальном убранстве, а изображение не более чем попытка самовыражения.[211] Посвятив немало страниц анализу изображений и пространственных форм пещеры Три Брата, Джозеф Кэмпбелл резонно возражает: «Что бы ни свершалось в этой пещере, можно с уверенностью утверждать, что древнее действо в ней имело так же мало общего со стремлением к художественному самовыражению, как и священнодействие Папы, когда он служит понтификальную мессу в соборе Святого Петра в Риме».[212]

Аббат Брель назвал изображенного в этих пещерах «богом охотников», Марингер – «великим колдуном». В чем действительный смысл этих изображений, кого изображают они, никто не знает, и мы можем строить только догадки о сути сюжетов из пещер Трех Братьев и Лурда, вглядываясь через изображенные фигуры в духовный мир художника и «заказчиков» этих странных фресок, следуя совету Коллингвуда: «События истории никогда не выступают как простые феномены, картины для созерцания. Они объекты, и историк смотрит не „на них“, а „через них“, пытаясь распознать их внутреннее мысленное содержание».[213] Попробуем распознать и мы, какие первообразы побуждали древних художников изображать на стенах пещер странные образы «колдунов».

Определение аббата Бреля относится к религии, определение Марингера – к магии. Для нашей христианской иконографии эти рогатые звероподобные, козлоногие существа с подчеркнутыми мужскими частями конечно же духи зла, черти. Но не забудем, что десятки тысяч лет назад человек мыслил в иных образах. Члены жертвенного животного напоминали ему объект жертвы, рога – могущество Бога, фаллос – жизнедательную силу. А когда древний художник придавал этому «богу охотников» какие-то собственные, человеческие черты, он делал великий и дерзновенный шаг в познании Абсолютного начала бытия. Кроманьонец увидел какое-то сходство между собой, маленьким, затерянным среди диких пространств неосвоенного еще мира существом, и могущественным Творцом этого мира. Придавая великому Богу-Зверю человеческие черты, он, должно быть, хотел показать, что он сам сродни божественному и потому смеет рассчитывать на благосклонность «того мира». Может быть, так думали и раньше, но человек верхнего палеолита, овладев живописным искусством, сумел показать наглядно, хотя и в причудливых для нас формах, что Великий Бог и он сам в чем-то подобны друг другу. В Великом Звере проступили человеческие черты, а в человеке – подобия Великого Зверя.