Погребального инвентаря в могилах практически нет. Обычны только средиземноморские раковины денталии, формой напоминающие клыки. Видимо, они являлись распространенным элементом погребальной одежды. Но бедность могил отнюдь не говорит о равнодушии натуфийцев к своим усопшим. Внимание теперь сосредоточено не на заупокойных дарах, а на приближении умерших к живым. В эпоху палеолита дома смерти и дома жизни редко совпадали. И неандерталец, и кроманьонец, при всем почтении к своим умершим сородичам, избегали жить рядом с их могилами. Теперь людьми овладевает совершенно иное представление – род должен быть связан воедино и топографически. Что было причиной изменения в представлениях мезолитических и протонеолитических охотников, мы не знаем, но само это изменение выявляется совершенно наглядно. Конечно, архитектуру первых жилищ можно объяснить вполне утилитарно: круглая форма – реплика охотничьего шалаша; полуземлянка – ради экономии строительных материалов; центральный опорный столб – необходимый конструктивный элемент кровли; очаг близ него – результат мер безопасности, когда кровля над огнем должна быть максимально поднята. Но священные элементы постройки, ее интерьера дают и совершенно иной, сакральный ряд объяснений: круглое основание – окоем, образ полноты мира; заглубление – соединение с миром предков и воспоминание пещерного храма; опорный столб – ось мира, связь неба, земли и преисподней, рядом с которой и пристало пылать жертвенному огню очага. В Тибете и сейчас дымоход именуется «вратами Неба». Идея оси мира, устремленной к неподвижной полярной звезде, в высшей степени присуща древнейшим египетским религиозным текстам. А соединяющий миры и разрывающий преграды между ними жертвенный огонь очага был известен уже синантропу. Наша церковная свеча и колеблющийся огонек лампады перед иконой во время домашней молитвы – далекие потомки тех древних жертвенных костров.
Иногда даже жилища превращались после смерти их обитателей в склепы, над которыми возводились жертвенные алтари. Такой склеп IX тысячелетия до Р. Х. обнаружен был в Эйнане. Вот как описывает его Джеймс Мелларт:
«Наиболее интересным в натуфийской культуре является погребение вождя, найденное в Эйнане. Оно относится к среднему строительному горизонту; круглая гробница диаметром 5 м и глубиной 0,8 м, возможно, первоначально была жилищем этого вождя. Гробницу окружал парапет, обмазанный глиной и окрашенный в красный цвет; по краю его выложен круг из камней диаметром 6,5 м. В центре гробницы лежали два полностью сохранившиеся скелета. Они были положены на спину, ноги, отделившиеся после разрушения тела, были перемещены. Один из скелетов, принадлежавший взрослому мужчине, был частично перекрыт камнями и опирался на каменную кладку; лицо было обращено на снежные скалы горы Хермон. У другого скелета, по-видимому женского, сохранился головной убор из раковин денталии. Ранее погребенные здесь останки были сдвинуты (поэтому их черепа оказались смещенными), чтобы освободить место для этих покойников. Затем погребение засыпали землей, а сверху соорудили каменную вымостку, на которой был сложен очаг. Около очага положен еще один череп, и поверх насыпанной земли была сделана еще одна вымостка, круглая, диаметром 2,5 м, окруженная низкой стеной. В центре последней вымостки лежали три больших камня, окруженные маленькими».[245]
Погребального инвентаря нет и в этом сложном заупокойном сооружении, воздвигнутом общинниками для, безусловно, социально значимого лица. Красная охра, обильно встречающаяся и в этом, и в иных натуфийских погребениях, показывает, что древний палеолитический символ крови и жизни сохранял свою актуальность. Череп, найденный у очага первой вымостки, имел два верхних шейных позвонка, то есть он был отделен от тела или живого, или только что умершего человека, что не исключает возможность человеческого жертвоприношения. С другой стороны, три больших камня, возвышавшихся над склепом, очень вероятно, подобно менгирам мегалита (см. лекцию 5), являлись воплощением душ умерших и погребенных тут людей, их вечными, неразрушимыми телами. Поскольку камней три, можно предполагать, что и третий череп принадлежал не жертве, но какому-то позднее умершему родственнику или преемнику погребенного здесь вождя.
Нас не может удивлять особое отношение к черепу усопшего, заметное в этом эйнанском погребении. Культ черепа прослеживается еще с раннего палеолита. Но в неолитических поселениях древний обряд обретает новую значимость.
В Иерихоне начала VII тысячелетия до Р. Х. («докерамический неолит В») было найдено не менее десяти человеческих черепов с прекрасно моделированными гипсом чертами лица и инкрустированными раковинами каури глазами (см. илл). Нашедшая эти черепа Кэтлин Кэньон предположила, что они играли какую-то роль в культе предков. Скорее всего, они были выставлены в домах на специальных полках, зримо отражая единство рода, побеждающее смерть.