Дойти до перевала

Утро одиннадцатого октября началось, как обычно, с завтрака — гуляша с кнедликами и напитка, обзываемого здешним поваром «кофе»; как всегда, лейтенант Котёночкин прочёл краткую лекцию о пользе цикория, Некрасов тут же пожертвовал ему свою кружку этого эрзац-напитка, а старшина Костенко, живо проглотив свою порцию, завёл обычную шарманку о том, что все разговоры словаков о неукоснительном соблюдении ими Женевской конвенции суть враньё, подлог и гнусное мошенничество, и что им ещё многократно икнётся тот голод, на который они обрекли своих пленников — но финальная фраза этого ежедневного спектакля, который с удовольствием лицезрели разносчики пищи, и честь произнесения которой принадлежала Савушкину — не прозвучала. Лишь только он набрал воздуха, чтобы изречь сакраментальное «Жрите, шо дают, ишь, графья выискались, скажите спасибо, что вообще кормят!» — как оба разносчика, наблюдавшие за представлением в окно для раздачи пищи, мгновенно исчезли; дверь скрипнула, и на пороге камеры появился полковник Баранов, собственной персоной….

Глава двадцать вторая

В которой группа Савушкина обретает веру в свои силы — хотя её члены очень этого не хотели…

— Этого не может быть!

— Тем не менее, товарищ полковник.

Баранов достал из кармана пачку «Казбека», протянул её Савушкину, но, вспомнив, что тот не курит — раздражённо махнул рукой, положил папиросы на стол, махнул остальным членам группы — дескать, закуривайте, кто хочет, закурил сам — и, выпустив сизоватый клубок ароматного дымка — вздохнув, повторил:

— Этого не может быть. Сигналы для приёма самолётов на аэродроме «Три дуба» устанавливает лично генерал Голиан, командующий словацкими повстанцами. Ну, то есть с седьмого числа — генерал Виест, он теперь всем здесь заправляет. Эти сигналы передаются начальнику чехословацкой военной миссии в Москве, а от него — в штаб авиации дальнего действия через уполномоченного Совнаркома по иностранным воинским частям. Сам понимаешь уровень секретности…

Савушкин развёл руками.

— Мы ни секунды не сомневались, что в Москве протечки быть не может. Течёт тут. На этом аэродроме, как вы сказали, «Три дуба», ведь есть радиомаяк?

— Приводная станция. Да, есть, наши закинули её ещё в начале сентября.

— Ну вот! Значит, там и надо пошуровать! Этот ваш следователь — пусть этим и займётся, раз мы оказались теми, за кого себя выдаём, и его работы лишили….

Баранов поморщился.

— Языка не знает. Да и… Он из корпусного СМЕРШа Первого Украинского, сюда назначен по принципу «на тебе, убоже, что нам не гоже» …. Не потянет. Да и времени у нас на это нет. Вы ж ту приводную станцию, что в горах немцы установили, сломали?

— Лично старшина Костенко ломом на куски разнёс.

— Ну вот, значит, зубы у шакала вы вырвали. Пока они новую поставят, пока то да сё — наши уже тут будут.

Савушкин осторожно поинтересовался:

— А далеко наши?

Баранов грустно вздохнул.

— На Дуклинском перевале бьются который день…

Савушкин разочарованно воскликнул:

— Да они уже две недели, как на Дукле были! Мы слышали переговоры немцев!

Баранов развёл руками.

— Это горы, капитан… Тут совсем другая война, чем мы привыкли…

Савушкин кивнул

— Знаю. На своей шкуре испытали. Неделю пятьдесят километров проехать не могли…

Баранов помолчал, докурил свой «казбек», и, оглядев группу Савушкина, спросил осторожно:

— Небось, домой собираетесь?

Капитан настороженно ответил:

— Собираемся. С двадцать третьего июля в поиске.

Баранов вздохнул, и, виновато улыбнувшись, произнёс:

— Ну и правильно, что собираетесь. Недельку тут побудете, выполните одно несложное задание, почти учебное — и домой, как паны, на персональном самолёте, прямо до Перемышля!

В комнате для допросов, куда вызвали группу Савушкина в полном составе для разговора с полковником, повисло напряжённое молчание. Разведчики угрюмо смотрели себе под ноги, избегая подымать глаза на Баранова. Тот, вздохнув, промолвил:

— Всё понимаю, хлопцы. Поэтому много и не прошу. Задание на самом деле простое, без всякого риска. Через неделю улетите на Большую землю. Слово офицера.

Костенко, оглядев своих товарищей, ответил:

— Иван Трофимович, вы ж всэ знаетэ. Як будэ приказ — мы его выполним. Но вже сил нэмае, честное слово…. Да и радиста у нас нет.

— А радиста я вам дам! — Обрадовавшись этим словам старшины, ответил Баранов: — Чего-чего, а этого добра…. У майора Студенского[70] их аж трое! Да и я с собой взял лучшего из наших…. И рация есть запасная!

Савушкин, тяжело вздохнув, произнёс:

— Приказывайте, товарищ полковник…

Баранов кивнул.