— Что и требовалось доказать….
Савушкин, скрипнув зубами, произнёс:
— Сейчас требуется другое. Я настаиваю на том, чтобы вы приняли к сведению моё донесение о группе немецких диверсантов на перевале горного массива Велька Фатра. Эти немцы знали, что в ближайшие дни на территорию, контролируемую словацкими повстанцами, должен из Москвы прибыть литерный борт с личный представителем венгерского регента адмирала Хорти. То есть немцы знают о том, что между нашим верховным командованием и венгерским руководством идут переговоры. Это значит, что здесь, в Словакии, у немцев есть высокопоставленный источник информации, и они знают то, чего знать не должны.
Собеседник Савушкина махнул рукой.
— Оставьте, подследственный! Мне эти фантазии не интересны. Более вас не задерживаю… — помолчав, он, явно нехотя, добавил: — Послезавтра сюда прибывает представитель второго управления Разведупра — вот на встрече с ним вы и будете рассказывать ваши увлекательные сказки.
— Из нашего управления? Кто? — чуть не подскочил на своём табурете Савушкин.
— Увидите. — Уклончиво ответил его визави. После чего крикнул в полуоткрытую дверь: — Забирайте!
Через несколько минут Савушкин вошёл в камеру, явно бывшую при прежних властях гауптвахтой — о чём свидетельствовали многочисленные надписи на стенах, оставленные бывшими сидельцами. Судя по тому, что надписи были не только на словацком и чешском, но и на немецком, и на венгерском — гауптвахта эта помнила ещё времена Австро-Венгрии и уже тогда выполняла свою малопочтенную функцию.
— Ну что, Лёша? — бросился к Савушкину лейтенант.
Капитан махнул рукой.
— Бесполезно. Мы убиты под Правно. А с покойниками нет смысла разговаривать….
— Как убиты? — недоумённо спросил Некрасов.
— А вот так, Витя. Насмерть.
— И шо теперь? Расстреляют? — угрюмо спросил Костенко.
Савушкин пожал плечами.
— Чёрт их знает. Меня допрашивал давешний майор, он уже всё, похоже, решил, и только ждёт команду из Москвы. Но там решили перепроверить — послезавтра кого-то из нашего управления командируют сюда, я так понимаю, для очной ставки. И если выяснится, что мы — это мы, то у нас есть шанс.
Некрасов вздохнул.
— А я знал, что зря эту рацию нашёл. Надо было прямо там ломом по ней пройтись, и забыть. Сейчас казаковали бы вольными стрелками…
— А мост на Гроне? А диверсанты на Велькой Фатре? Это ведь всё словаки наши подтвердили? — С надеждой спросил Котёночкин.
— Подтвердили. Поэтому мы ещё живы. — устало бросил Савушкин.
Лейтенант, сев на нары, вздохнув, произнёс:
— И стоило спешить…. Пятый день здесь сидим, ни свои, ни чужие… Слышите, что на юго-западе твориться?
— Слышим. Вчера было километров на десять дальше… — ответил Некрасов.
Разведчики замолчали. Ситуация и в самом деле весьма скверно пахла. Понятно, что если в Москве решили прислать в Банска-Бистрицу кого-то из их управления, кто лично знал их в лицо — то всё отличным образом разрешится и им вернут доверие; вопрос был лишь в том, успеет ли этот посланец добраться до столицы восстания до того, как туда войдут немцы. А что войдут — ни у кого из них сомнений не было, потому что они были слишком старыми и слишком опытными солдатами…
— Володя, ты написал, что я просил? — спросил Савушкин у лейтенанта. Тот молча протянул капитану тонкую стопку густо исписанных листов бумаги. Савушкин кивнул, сел на шконку и минут десять молча читал, иногда лишь хмыкая про себя. Закончив ознакомление с творчеством Котёночкина, он удовлетворённо кивнул.
— Годится. Про Пастуху надо бы побольше — глядишь, деда и наградят, когда война закончится. Он для нас много сделал… А так — всё верно. Главное — доставить этот рапорт до адресата. Что, учитывая царящую вокруг обстановку — проблематично….
Тут в двери заскрипел замок, разведчики умолкли и настороженно стали ждать, кто к ним войдёт. Вошёл давешний майор, третий день по очереди их допрашивающий — по поводу которого у всех четверых сложилось единое мнение, весьма, надо сказать, для него нелицеприятное. Но поскольку в данной ситуации от этого майора зависело слишком многое — разведчики дружно встали со шконок и молча выжидающе посмотрели на гостя.
Тот махнув рукой — дескать, садитесь — взял табурет, присел на него, и, достав из полевой сумки блокнот с карандашом, спросил тем бесцветным голосом, к которому разведчики уже привыкли:
— Ваши фамилии и воинские звания по тем немецким документам, что у вас были. Начиная с вас, — и он кивнул в сторону Савушкина.
— Гауптман Эрнст Вейдлинг, инженер организации Тодта.
Майор что-то записал в свой блокнот, развернул какую-то бумагу, кивнул, хмыкнул про себя и продолжил, указав на Котёночкина:
— Вы, лейтенант.
— Обер-лейтенант Отто Вайсмюллер, инженер организации Тодта.
Следователь совершил те же манипуляции, вновь одобрительно кивнул и, глядя на Костенко, промолвил:
— Теперь вы.
— Обер-фельдфебель Вильгельм Граббе, техник организации Тодта.
— Хорошо. Вы? — обратился следователь к Некрасову.
— Ефрейтор Иоганн Шульц, техник организации Тодта.
Следователь кивнул и спросил:
— А где унтер Штефан Козицки? Тоже техник?