Если бы я не знал, что искать, я ни за что не заметил бы увеличенного простенка между бельевым чуланом и родительской спальней. Я заглянул в спальню и не обнаружил ничего. Тогда я открыл дверь в бельевой чулан, в котором тоже царил беспорядок. Засветив амулет-пентаграмму, я присмотрелся внимательнее и обнаружил стеновую панель, едва заметно повернутую по отношению к остальным. Я коснулся ее руками, закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям.
Я почувствовал энергию. Не оберег — во всяком случае, не из тех оберегов, с какими мне приходилось иметь дело. Это напоминало, скорее, негромкое гудение ровной энергии — иногда я ощущал примерно такое же вокруг Майкла. Энергия веры. Эта панель защищалась разновидностью магии.
— Ласкиэль, — прошептал я про себя. — Заметила?
Она не появилась, но голос ее звучал в моих мыслях достаточно ясно.
В горле у меня встал комок.
— Настоящих ангелов?
— Это опасно?
Последовала неуверенная пауза.
Я сделал глубокий вдох:
— Ладно.
Я протянул руку и с силой постучал по панели. Трижды.
Мне показалось, я услышал какое-то движение. Скрипнули половицы.
Я постучал еще раз.
— Черити! — крикнул я. — Это я, Гарри Дрезден!
На этот раз за перегородкой точно шевелились. Щелкнул замок, и панель плавно скользнула в сторону, а из-за нее высунулся двуствольный дробовик, нацелившийся точно мне в подбородок. Я поперхнулся и скользнул взглядом вдоль ствола. На меня в упор смотрели ледяные голубые глаза Черити.
— Возможно, вы не настоящий Дрезден, — сообщила она.
— Самый что ни на есть настоящий.
— Докажите, — негромким, но не терпящим возражений голосом потребовала она.
— Черити, на такие штуки нет времени. Вам что, права водительские показать?
— Кровь, — напомнила она.
Что ж, разумно. Большинство существ, способных принимать человеческий облик, не обладают человеческой кровеносной системой, да и сама кровь у них другая. Не то чтобы этот тест не имел изъянов, но это, пожалуй, лучшее, что может использовать для уверенности человек, не обладающий способностями чародея. Поэтому я достал из кармана перочинный нож и слегка надрезал им свою обожженную левую руку. Все равно я ничего не чувствовал. Из ранки пошла красная кровь, и я показал ее Черити.
Долгое мгновение она смотрела на мою руку, потом щелкнула предохранителем дробовика, отставила его в сторону и вышла из-за панели. Я увидел за ее спиной освещенное свечой помещение. Все дети Карпентеров, за исключением Молли и Дэниела, находились здесь. Алисия сидела, широко раскрыв напуганные глаза. Остальные спали вповалку.
— Молли, — произнесла Черити, распрямившись. — Дэниел.
— Я нашел его в домике на дереве, — сказал я. — Он ранен.
Она коротко кивнула:
— Насколько сильно?
— Здорово избит, в шоке, но думаю, что непосредственной угрозы жизни нет. С ним Мыш и мой друг.
Черити снова кивнула. Лицо ее оставалось спокойным, почти отстраненным, глаза — холодными, оценивающими. Она здорово держалась, хотя напряжение давало о себе знать. Руки ее заметно дрожали, и она машинально сжимала и разжимала пальцы.
— А Молли?
— Ее пока не нашел, — тихо произнес я. — Возможно, Дэниел знает, что с ней случилось.
— Это были динарианцы? — спросила она.
Я покачал головой:
— Точно не они.
— Они могут вернуться?
Я пожал плечами:
— Вряд ли.
— Но возможно?
— Да.
Она кивнула, и голос ее зазвучал так, словно она размышляет вслух:
— В таком случае первое, что надо сделать, — это отвезти детей в церковь. Удостовериться, что Дэниелу оказана помощь. Попробую передать весточку Майклу. Потом мы найдем Молли.
— Черити, — сказал я. — Подождите.
Черити уперлась мне ладонью в грудь и прижала плечами к противоположной стене бельевого чулана. Голос ее сделался совсем тихим, дикция — безупречной:
— Мои дети в опасности. Я отвезу их в укрытие. Помогите мне или не мешайте.
А потом она отвернулась от меня и начала выносить детей. Алисия помогала ей в меру своих сил. Девочка устала и боялась, но что касается малышей, они спали так крепко, что их не удавалось разбудить. Я подхватил под мышки маленьких Гарри и Хоуп. Черити покосилась на меня с благодарностью, и тут ее самообладание дало трещину. Глаза ее наполнились слезами. Она опустила веки, крепко стиснула зубы, а когда снова подняла взгляд, лицо ее опять стало уверенно-деловитым.
— Спасибо, — сказала она.
— Надо спешить, — отозвался я, и мы поспешили.
Крепкая женщина. Очень крепкая. Между нами имелись шероховатости, но я уважал ее гордую стойкость. О таких матерях читаешь в газетах — когда они приподнимают руками машину, под которую залез кто-то из ее детей.