Доказательства вины. Белая ночь

Я отвернулся от холодильника. Ласкиэль стояла перед моим потухшим камином, сложив руки на груди, и хмуро глядела куда-то в золу. На ней был обычный белый хитон, только волосы у нее растрепались немного сильнее обычного. Я спал неважно, — возможно, и она тоже.

— Почему ты спрашиваешь? — удивился я.

Она пожала плечами:

— Мне кажется, она уже утвердилась в своих взглядах на мир. Она без уважения относится к чужой мудрости, предпочитая собственные ошибочные суждения. Она игнорирует чужие чаяния, даже их волю, замещая их своими.

— Она поступила так только раз, — вполголоса возразил я. — Если говорить формально, два раза. Возможно, ей впервые пришлось делать серьезный выбор, и она сделала его неверно. Но из этого не следует, что она должна повторять это снова и снова.

Последовало молчание. Я соорудил себе сэндвич с холодной индюшатиной, насыпал в тарелку хлопьев и добавил к этому банку колы: завтрак победителей. Во всяком случае, я на это надеялся.

— Итак, — произнес я. — Что ты думаешь о моем плане?

— Я думаю, у твоих врагов чуть больше шансов убить тебя, чем у твоих союзников, хозяин мой. Ты безумец.

— Это из тех вещей, которые делают жизнь интереснее, — заметил я.

На губах ее заиграла легкая улыбка.

— Я изучаю смертных тысячелетиями, хозяин мой. Мало кто из них скучал так сильно.

— Ты бы видела, какие операции я задумывал за пару лет до твоего появления. По сравнению с ними сегодняшний просто песня. Гениальная причем.

Молока в холодильнике не оказалось, а я еще не опустился до того, чтобы наливать в сухой завтрак колу. Это было бы странно. Я прожевал хлопья всухую, с великосветским видом запивая каждый глоток колой. Потом взглянул на Ласкиэль.

— Я изменился, — сообщил я.

Последовало молчание, прерываемое только хрустом вкусных колечек — овсяных, пшеничных, или из чего там еще их делают. Я знал, что это полезно для сердца, для уровня холестерина, для цветов, щенков и маленьких детей. На коробке так написано.

Падший ангел заговорил минуты через две — тихо и убийственно горько:

— У нее есть свобода выбора. Вот она и выбрала. Вот такова она и есть.

— Нет. Она такова, как она поступает, — тихо возразил я. — Она могла выбрать другой путь. Она могла снова вернуться к черной магии. — Я откусил от сэндвича. — Или она могла проигнорировать выбор. Сделать вид, будто его нет. Или сделать вид, будто у нее нет выбора, когда на самом деле сделала выбор. Это просто другой способ выбирать.

Ласкиэль бросила на меня очень острый взгляд. Тени на ее лице легли глубже, словно в комнате стемнело.

— Мы говорим не обо мне.

Я сделал глоток колы.

— Я знаю, — мягко произнес я. — Мы говорим о Молли.

— Да, — кивнула она. — У меня есть цель. Миссия. Это не изменилось. — Она отвернулась от меня, и тени вокруг нее сгустились. Она начала растворяться в них. — Я не меняюсь.

— Да, кстати, — заметил я. — Одна моя знакомая убеждает меня в том, что за последнюю пару лет у меня развился комплекс беспричинной злобы. Возможно, под влиянием… ну, мало ли кого.

Падший ангел повернула голову. Я заметил это только потому, что ее прекрасный профиль оставался чуть светлее окружившей его тени.

— Я думал, возможно, ты знаешь, — сказал я. — Скажи.

— Я уже говорила тебе, хозяин мой, — произнесла тень. — С тобой гораздо проще разговаривать, когда ты спишь.

Черт! В контексте разговора это прозвучало довольно зловеще. У каждого в характере есть стороны, которые надо держать в узде. Это слабое, но явственно ощутимое желание перемахнуть через край, когда ты смотришь вниз с крыши высокого здания. Это мгновенная вспышка гнева, когда тебя подрезают и ты испытываешь желание врезать своим капотом в багажник этого ублюдка. Это прилив страха, когда что-то застает тебя врасплох в темноте и твое тело разрывается между стремлениями драться или спасаться бегством. Можно называть это подсознанием, рефлексом, да как угодно — я не психиатр. Но это реально, и это есть у каждого.

У меня подобное имелось в достатке даже до появления Ласкиэли.

Я же сказал: прозвучало зловеще.

Падший ангел повернулся, чтобы исчезнуть — возможно, потому, что последнее слово осталось за ним. Жутковатое слово.

Я выставил вперед руку и усилием воли остановил ее. В конце концов, эта Ласкиэль существовала только в моих мыслях.

— Моя голова, — напомнил я ей. — Мои правила. Мы еще не договорили.

Она повернулась ко мне лицом, и глаза ее вдруг вспыхнули янтарно-алыми искрами Адского Огня. Собственно, только они и виднелись в черноте.

— Видишь ли, — произнес я, — дело вот в чем. Мой внутренний злой двойник может обладать кучей свойств, которым я предпочел бы не потакать. Но он не кто-то чужой. Он — это я.

— Да. Он. Полон злобы. Полон жажды власти. Полон ненависти. — Она улыбнулась, блеснув острыми белоснежными зубами. — Он просто не обманывается на свой счет.

— Я не обманываюсь, — возразил я. — Злость — это просто злость. Она не хорошая. Она не плохая. Она просто есть. Важно то, что ты с ней делаешь. Как и со всем остальным. С ее помощью можно созидать, а можно разрушать. Тебе просто нужно сделать выбор.