Доказательства вины. Белая ночь

Томас со смехом шагнул к столику с… инструментами для укладки, наверное. Он вернулся к ней с полотенцем и — ей-богу, не вру! — дюжиной зажатых в губах шпилек. Он еще раз прополоскал ей волосы и принялся закалывать их.

— Сэр! — еще раз возмущенно окликнула меня девица из бара, ворвавшаяся следом за мной.

Все замерли и уставились на меня. Даже женщина с огурцами на глазах сняла один, чтобы посмотреть.

Томас застыл как вкопанный. Глаза его сделались большими, как дамские зеркальца. Он поперхнулся, и шпильки выпали у него изо рта.

Женщины переводили взгляды с меня на него и обратно, возбужденно перешептываясь.

— Ты надо мной издеваешься, — сказал я.

— О-оф! — произнес Томас. — Ар-ри.

Одна из стилисток — назвать ее «парикмахершей» у меня язык не поворачивается — оглядела нас обоих с ног до головы.

— Томас, — проговорила она, произнося это как «Тоу-мосс». — Кто этот твой дружок?

Дружок. Ой-вэй! Я потер переносицу. Наверное, от этого мне никак не отделаться, доживи я хоть до пятисот лет.

Мы с Томасом присели за столик в кофейне.

— Это? — спросил я у него без предисловий. — Это и есть твоя таинственная работа? Это и есть твоя денежная афера?

— Сначала я ходил на курсы стилистов и косметологов, — ответил Томас. Говорил он с таким французским акцентом, что английский угадывался с трудом. — А ночью подрабатывал охранником на складе, чтобы платить за обучение.

Я снова потер переносицу.

— А потом… это? Я тут, понимаешь, уверен, что у тебя команда личных невольниц, что ты работаешь, например, наемным убийцей или кем-то в этом роде, а ты… волосы моешь?

Мне стоило больших усилий не повышать голоса, но я старался. Слишком много ушей было в этом маленьком помещении.

Томас вздохнул:

— Ну… Да. Мою, стригу, укладываю, крашу. Я все умею, детка.

— Еще бы… — Тут до меня дошло. — Так вот как ты кормишься, — сказал я. — Я думал, для этого требуется…

— Секс? — спросил Томас и покачал головой. — Интимность. Доверие. И поверь, по сравнению с сексом мытье или укладка женских волос — почти такое же интимное действие, какое только возможно.

— Ты все еще кормишься на них, — заметил я.

— Это не совсем то же самое, Гарри. Это не так опасно — я словно бы пригубливаю капельку, а не откусываю кусок. Я не могу съесть слишком много или слишком быстро. Но я здесь целый день, и… — Он поежился. — В сумме хватает. — Он открыл глаза и встретился со мной взглядом. — И здесь у меня нет шанса сорваться и утратить контроль над собой. Им ничего не угрожает. — Он дернул плечом. — Им это просто нравится.

На моих глазах женщина, которая сидела под феном, вышла, улыбнулась Томасу и взяла чашечку кофе у стойки. Она производила впечатление… да, вполне здоровой. Уверенной в себе. Ощущающей себя красивой и сексуально привлекательной. В общем, наблюдать за тем, как она двигается, просто доставляло удовольствие.

Томас смотрел ей вслед с гордостью творца. Или обладателя.

— Им это очень даже нравится. — Он улыбнулся одной из этих своих быстрых ослепительных улыбок. — И думаю, куче мужей и приятелей это тоже нравится.

— Но у них, наверное, вырабатывается зависимость?

Он снова пожал плечами:

— У некоторых, возможно, да. Я стараюсь не концентрироваться на ком-то, моя клиентура широка. Конечно, это не идеальное решение…

— Но другого у тебя пока нет, — договорил я и нахмурился. — А что случается, если ты моешь кому-нибудь волосы, а она влюблена? Защищена?

— Настоящая любовь встречается не так часто, как тебе кажется, — ответил Томас. — Особенно в среде людей достаточно богатых, чтобы они могли позволить себе меня, и достаточно поверхностных, чтобы считать, что они тратят свои деньги с толком.

— Но если встретится? — настаивал я.

— Что ж, тогда она просто уйдет с чистой головой. Две подряд не случаются. Я знаю, что делаю.

Я тряхнул головой:

— Все это время, и… — Я отхлебнул кофе из чашечки. Потрясающий кофе. Насыщенный, терпкий и в меру сладкий. И стоил, поди, дороже целого обеда в «Макдоналдсе». — Они все думают, что я твой любовник, верно?

— Это же модный салон высшего класса, Гарри. Никто не ожидает от работающего здесь мужчины нормальной ориентации.

— Ну-ну. А акцент… Тоу-мосс?

Он улыбнулся:

— Стилисту-американцу столько денег платить не будут. Увольте. — Он пожал плечами. — Это вздор и предрассудки, но это так. — Он подозрительно огляделся по сторонам и понизил голос, разом заговорив на нормальном английском: — Послушай. Я понимаю, что прошу о многом…

Мне стоило больших усилий не расхохотаться, но я все же ухитрился серьезно посмотреть на него и вздохнуть:

— Твоя тайна умрет вместе со мной.

Он с облегчением перевел дух:

— Мерси.

— Эй, — вспомнил я. — Можешь заскочить ко мне сегодня после работы? Я тут затеваю кое-что, что могло бы помочь людям, если кто-нибудь попытается провернуть то же, что эти хмыри из Белой Коллегии. Мне подумалось, ты бы не отказался поучаствовать.

— Гм… ну да. Можно поговорить.

Я сделал еще глоток кофе.

— Может, и Жюстина могла бы поучаствовать. Кстати, это, возможно, способ вытащить ее оттуда, если ты хочешь этого.