Доказательство жизни

Импульс моего прыжка закручивает нас; кажется, что мы танцуем в космической пустоте вальс, окруженные плотным облаком сизых голубей.

– Хьюстон, здесь Джой, она жива! – выдаю я в эфир. – Я ее поймал, мы удаляемся от телескопа.

– Грэг, вы уверены? – вкрадчивый голос в наушниках принадлежит Джиму Лоу, какой-то-там-шишке в иерархии наземной службы. В принципе, он неплохой парень, но слишком въедливый. Впрочем, внизу иначе карьеру не сделаешь.

– Вы что, нас не видите? – по идее, голуби существуют только в моем воображении, и для внешних камер «Кабира» мы должны быть как на ладони.

– Мы видим только два скафандра. У нас нет телеметрии миссис Кингзман.

Они думают, я свихнулся. Впрочем, возможно, у меня окончательно поехала крыша, а улыбка Джой из той же серии, что и голуби.

– Хьюстон, подождите десять минут: мы отлетим от телескопа, «Кабир» нас подберет, и миссис Кингзман сама расскажет все, что о вас думает.

Джой вытягивает руку в направлении Хаббла, Лоу бормочет извинения, а стая голубей между нами и телескопом рассеивается. Мы находимся прямо напротив главного зеркала, вот только нашего с Джой отражения там нет. В зеркале видны созвездия, я не сразу понимаю, в чем их странность, а когда до меня доходит, то, несмотря на хваленую терморегуляцию скафандра, по спине бегут мурашки.

– Грэг, что случилось? У тебя пульс сто двадцать ударов!

Лоу кричит, но я его не слышу. Мой взгляд прикован к созвездиям, которых нет на земном небе. Которые невозможно увидеть ни с околоземной орбиты, ни из любой другой точки Солнечной системы. Абсолютно чужим созвездиям, на фоне которых отчетливо видна зеленовато-голубая планета в сопровождении двух небольших спутников.

– Грэг, что там у тебя? – не унимается Лоу.

– Похоже, у меня едет крыша, – сообщаю я в эфир.

– Я слушаю тебя, Грэг, – прорезается голос нашего психолога. Никак не могу запомнить его имя. – Расскажи, что видишь.

– Если я сейчас расскажу, что вижу, оговорка Олдрина покажется журналистам мелочью, недостойной внимания.

Думаю, нецензурную ругань из Хьюстона слышат все радиолюбители Земли.

«Кабир» подбирает нас через пятнадцать минут. Пропихиваю Джой в горловину шлюза, следом пролезаю сам. Похоже, девушка без сознания. Воздух с шипением заполняет камеру, Дуглас пришел в себя, только зеленоватый оттенок лица свидетельствует, что полчаса назад наш врач был на грани смерти. Он помогает занести Джой в корабль, снимает с нее шлем, проверяет дыхание. Я устраиваюсь на сиденье и усилием воли развоплощаю последнего голубя – с сердечком на шее, чудом просочившегося внутрь.

– Как ты? – спрашивает Ларри. Он выглядит заметно лучше Дугласа.

– Не сказать, что в порядке, но для исповеди пока не созрел, – отвечаю инженеру-священнику. – Попробуй лучше разговорить Джой, когда она придет в себя.

По мне, так хороший священник лучше любого психолога. Психологи заставляют копаться в себе, пытаться что-то понять внутри и принять это или изменить. Священник же как настройщик роялей: его миссия – восстановить внутреннюю гармонию. Кто бы мог подумать, что наверху возникнет необходимость в профессиональных навыках Ларри? Через двадцать минут мы уже слушаем Джой Кингзман, единственную из миссии «Улисс», кого нам удалось спасти.