Дохлый таксидермист

Он хлопнул обшарпанной дверью и принялся бегать кругами, пожимая протянутые руки: кроме Петрова, Ильфа и перспективного Германа тут сидели товарищи Жерновков и Гарипов, специализирующиеся на интервью. В свободное от работы время они устраивали тотализаторы и пытались составить коалицию против Ильфа, и тот не оставался в долгу, ехидничая по поводу и без. Такой взаимный интерес нередко становился началом прекрасной дружбы, хотя в случае с дуэтом Жерновков-Гарипов до этого еще было далеко. Но Женя не оставлял надежд — эти товарищи были ему симпатичны.

— Что ж вы так рано, Ванюша? — рассеянно спросил Ильф, снимая пенсне, чтобы протереть глаза: он еще не до конца вынырнул из отчета ГОЭЛРО. — Что-то случилось? Учитель сегодня не может?..

Илья Арнольдович говорил мягко и без намека на иронию, но Приблудный все равно взъерошился и начал ворчать, что его наставник, в отличие от некоторых, всегда держит слово. Ильф вернул пенсне на нос и задумчиво прищурился, Жерновков с Гариповым заулыбались и принялись пихать друг друга локтями, а Герман Водкин вскочил и побежал искать в кабинете пятый угол. В кабинете такого угла не нашлось, и он решил продолжить поиски в остальных помещениях «Правды».

Ванька посторонился, пропуская юное дарование к двери, споткнулся о ножку стола т. Гарипова — об нее почему-то все запинались — скользнул недовольным взглядом по Жерновкову — тот оскалился в дружелюбной улыбке — еще раз по сонно моргающему Ильфу, нашел глазами мирно сидящего за печатной машинкой Петрова и упер руки в бока:

— И вам здрасьте, Женя! А вы чего тут сидите, молчите?!

Евгений Петрович поперхнулся от такой необычной претензии. В самом деле, в молчании его упрекали крайне редко, обычно бывало наоборот. Но в этот раз он и вправду слишком увлекся статьей.

— Спрятались тут! — продолжал возмущаться Ванька, вынужденный разглядывать Петрова из-за печатной машинки, — все лишь бы не здороваться с товарищами! Вы думаете, что я вы увижу, что вы не подстриглись? Ваши лохмы торчат во все стороны!

— Насчет стрижки уговора не было, — заметил Петров, который вовсе не считал, что волосы, отросшие на сантиметр длиннее нормы, превращаются в «лохмы». — Достаточно того, что мы с Ильей Арнольдовичем нарядились как на похороны! Причем наши.

То, что Евгения Петровича хоронили в солдатской гимнастерке, ситуацию не меняло. Гимнастерку Приблудный отверг. Петрову и Ильфу пришлось купить костюмы-тройки «на выход» — все, лишь бы удовлетворить взыскательный вкус поэта и его трепетно настроенного Учителя. Они даже почти не ворчали, уверенные, что Ванька использует их отказ «одеться прилично» как предлог отменить встречу.

— И все же, все же, — не отставал Ванюша. — Учитель, конечно, не сноб, но это какое-то бескультурие.

Пока Петров пытался отбиться от несправедливых обвинений, Приблудный прицепился к Ильфу:

— А вы чего тут сидите, мне из-за вас Женю не видно! Сидели бы у себя!

Это была самая надуманная претензия из всех. У Или действительно был свой стол, только на другом конце кабинета, возле окна, но все уже привыкли к тому, что 90 % рабочего времени он проводит на стуле сбоку от стола Петрова — один Приблудный почему-то был недоволен. Хотя Петров прекрасно просматривался с любой точки, что с Ильфом, что без.

— Но вам ведь удалось рассмотреть мои лохмы, — напомнил Женя, когда в ворчании Ваньки наметилась пауза. — Значит, все хорошо.

— Да, но!..

Евгений Петрович вздохнул и беспомощно развел руками. Ильф, который наблюдал эту сцену с каким-то ехидным удовольствием, закинул ногу на ногу и чуть откинулся назад, изучая впечатлительного Приблудного сквозь стекла пенсне:

— Ванюша, вы слишком нервничаете. Не нужно. Все будет в порядке.

Приблудный выдохнул сквозь зубы, проводил взглядом Жерновкова с Гариповым, которые с трудом дождались начала обеда и демонстративно отправились в столовую, и жалобно сказал Ильфу:

— Ну, раз вы думаете… так! Илья, я не верю своим глазам, вы что, действительно собираетесь пойти к Учителю в носках разного цвета?!

Петров поставил локти на стол и прикрыл лицо рукой, скрывая усмешку.

— Почему разного? Они коричневые, — Ильф невозмутимо одернул брюки.

— Но они разные! — не сдавался Ванька. — Поправьте стекляшки на вашей морде, если не видите, слева гораздо светлее!

— Во-первых, он все еще коричневый, а, во-вторых, неужели вашего Учителя можно оскорбить носками?

— Да как вы смеете?! — завопил Ванька, которого, кажется, все-таки слегка «зацепило». — Это уже ни в какие рамки! Соавтора своего будете так оскорблять!..

На этом моменте разговор окончательно перестал быть конструктивным. Ильф, который все еще был настроен подчеркнуто-миролюбиво, задумчиво сощурился на Петрова и сказал, что его дорогого соавтора, к сожалению, так легко не задеть. Евгений Петрович схватился за голову, а Ванька тем временем совсем разошелся: назвал Ильфа занудой и заявил, что терпит его только ради Жени. Что было довольно странно, потому, что с Петровым они познакомились гораздо позже.

— Вот как это работает-то? — пробормотал Евгений Петрович, слегка шокированный такими откровениями.