Дохлый таксидермист

Плюс Ильфу опять влетело за носки — там как будто действительно был какой-то пунктик на этот счет. Правда, Петров так и не понял, было ли это причудой Учителя или личной инициативой задерганного Приблудного.

Бедняга, он так волновался из-за этой встречи, что они решили не заходить после работы в столовую и поехали к Учителю на сорок минут раньше назначенного. Петров не видел ничего ужасного в том, чтобы пропустить ужин — они же все равно не обедали — зато Ванька слегка успокоился.

Учитель жил в старой дворницкой на Среднем каретном переулке. Вход в дворницкую располагался чуть в стороне от подъездов, и получалось, что Учитель отгораживался от основного двора целой батареей мусорных баков, а от баков — густыми кустами сирени. Евгений Петрович подумал, что тут, наверно, очень красиво весной.

А Ильф — что это идеальное место для сектантского притона.

— Бросьте, Ильюша, никто не будет устраивать притоны в двух минутах ходьбы от Петровки, 38, — возразил Женя, поглядывая на дверь, за которой исчез Приблудный.

— Это не делает «Учителя» менее подозрительным, — Ильф тоже бросил на дверь осторожный взгляд и, не увидев никакой опасности вроде подслушивающего Приблудного, насмешливо улыбнулся Петрову, — знаете, Женя, в последнее время вы слишком влюблены в Диккенса. Перечитайте Честертона, там много чего интересного. Помните, из «Сломанной шпаги»: «Где умный человек прячет лист? В лесу. Но что ему делать, если леса нет? Он сажает лес, чтобы спрятать лист. И если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес».

— …«а если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел», — закончил Петров. — Ну-ка, Ильюша, и где вы по такой логике собираетесь размещать притоны?.. Ну?

Ильф фыркнул, но не сдался и принялся сочинять сеть преступной логистики. Петров вспомнил работу в одесском уголовном розыске в молодости и с удовольствием поучаствовал в обсуждении. Появившийся Приблудный скользнул по ним подозрительным взглядом, но предъявить ничего не смог — соавторы уже давно перешли от сектантских притонов к общеуголовным. Правда, Евгений Петрович подозревал, что Ильф завел эту беседу специально с расчетом на то, что Ванька подслушает.

— Учитель просит немного подождать, — сказал Ванюша, после чего усадил Петрова и Ильфа на лавочку и принялся развлекать байками о том, как он отучал соседей кидать под дверь дворницкой всякий мусор.

Это была совершенно очаровательная история, и закончилась она тем, что Приблудного и особо буйных соседей замели в каталажку, и Учителю пришлось вызволять оттуда всю честную компанию в количестве пяти человек.

— Еще бы вас не схватили, — улыбнулся Петров. — Вы же живете на задворках у московской милиции.

— Черта с два я бы тут поселился, если бы не Учитель!

Ильф уточнил, не против ли дорогой наставник соседства с милицией, и Ванька легкомысленно отмахнулся:

— А, ему так спокойнее. Его же убили террористы-буржуи, — он посмотрел на удивленные лица соавторов и задрал нос. — У меня, знаете, они все записаны. Один из них уже умер, я набил ему морду, а еще два, черти, живут. Ну, ничего, ничего…

Он резко замолчал, потом драматически зашипел «вы ничего не слышали», и, развернувшись носом к открывающейся двери, изобразил у себя на лице гримасу прилежного гимназиста и, наконец, с несвойственным для себя легким смущением пробормотал:

— Товарищи, познакомьтесь, это Григорий Ефимович. Ну, Распутин Григорий Ефимович.

Драматический эффект от появления легендарного старца слегка смазало то, что дворницкая располагалась чуть ниже уровня земли. Так что сначала Петров увидел макушку Распутина с небольшой лысиной на проборе, а уже потом встретил его тяжелый и мрачный взгляд.

На вид Учителю было лет пятьдесят, он был высок, лохмат и бородат. Неизвестно, то ли Приблудный и его заставил принарядиться, то ли он всегда так ходил, но одет он был в длинное черное одеяние а-ля «крестьянский поэт Николай Клюев». Из-под полумонашеской рясы (кажется, она называлась «подрясник») выглядывали пыльные сапожки, и Петров невольно посочувствовал Распутину, подумав, что Ваня пилит его за сапоги так же, как пилил Ильфа за носки.

В растрепанной бороде Учителя застряли хлебные крошки, и, судя по выразительному взгляду Ванюши, за них Распутина ожидала отдельная нотация.

— А это Евгений Петрович Катаев, — Приблудный ткнул пальцем в Женю.

Петров взглянул на Ваньку с легким удивлением — его уже лет двадцать никто не представлял как «Катаева». Псевдоним «Петров» прилип к нему так же надежно, как к его другу и соавтору прилипло ироничное фыркающее «Ильф».

— Рад знакомству, — церемонно склонил голову Учитель, и Ванька, не любивший официоз, недовольно насупился.

— А это Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг… если я ничего не перепутал в вашем еврейском имени.

— Не перепутали. Но я предпочитаю «Илья Арнольдович», — Ильф спокойно протянул Распутину руку, и Петров последовал его примеру.

Учитель повернулся к нему всем телом. Рукопожатие у него было твердым и крепким, и сопровождалось испытывающим взглядом пронизывающих светлых глаз.