Доктор Гарин

Гарин открыл глаза. Над ним нависало узкое лицо Заденя. В кабинке шумно работала вентиляция.

– Полежите немного. – Задень опустил спинку кресла.

Гарин увидел над собой белый пластиковый потолок с открывшимися вентиляционными отверстиями. Полежав минут пять, он встал с кресла и вышел из кабинки.

Задень и Очень сидели и пили чай. Курились восточные благовония, тихо звучала медитативная музыка.

– Присоединяйтесь, доктор. – Задень сделал пригласительный жест.

Гарин подошёл к ним, остановился. Вздохнул полной грудью и выдохнул.

– Не спрашиваю, как полетали. – Задень отхлебнул чая.

– Вставляет по-правильному, – улыбался Очень. – Чего зря спрашивать?

Вместо ответа доктор тряхнул бородой и снова вздохнул.

– После конуса никто не плачет, – проговорил Очень.

– Никто, – подтвердил Задень.

Гарин молча стоял, глядя на них. В голове у него не было ни слов, ни мыслей. Но ему очень захотелось выйти из этого шатра, выйти наружу. Он чувствовал бодрость и спокойствие, как после дневного сна в кедровом бору.

– Выпейте белого чаю, – снова предложил Задень.

– Благодарю вас, – произнёс Гарин. – Мне пора.

– Уплываете? – усмехнулся Очень.

Гарин вспомнил, что он приплыл на лодке. По большой реке.

– Да.

– Что ж, задерживать не будем, – понимающе качнул головой Задень. – Махамат собрала вам еды на дорогу.

Очень встал, протянул доктору прозрачный пакетик с двумя конусами и бумажную сумку с продуктами.

– Благодарю вас! – склонил голову доктор.

Он забрал сумку и положил туда пакетик с конусами.

В шатре раздался знакомый сигнал. Крыша его стала раскрываться, и в проёме показался дрон.

– До следующего раза, доктор, – произнёс Задень, вставая.

– Заглядывайте на огонёк! – подмигнул Очень.

Гарин вышел из шатра и остановился. Над ним и вокруг него распахнулось ПРОСТРАНСТВО. Оно было настолько потрясающим, величественно безбрежным и в то же время каким-то твёрдым, словно весь этот громадный объём воздуха, облаков, реки и дальнего берега, опирающихся на землю, сам по себе был основанием, твердыней, престолом чего-то бо́льшего, невидимого, но ощутимого во всей своей невероятной, пока ещё необозримой, но предчувствованной конструкции.

– Прос…тран…ство… – прошептал он и опустился на землю.

Вокруг было удивительно, невероятно хорошо, широко, просторно и спокойно. Зеркало могучей реки занимало собой почти весь пейзаж. Правый берег виднелся вдали. Небо хмурилось. Свежий речной ветерок приятно пошевелил бороду Гарина. Он с наслаждением вдохнул этот воздух, постепенно вспоминая всё. И произнёс громко, уверенно:

– Пространство.

“Дано нам…”

Эта мысль была так проста и столь огромна, что доктор рассмеялся, как ребёнок.

– Пространство! – повторил он.

“Почему я раньше не замечал этого? Не понимал? Это же так… гениально!”

– Гениально!

Он покачался и стукнул ладонью по поросшей травой земле.

– Ге-ни-ально!

“Это дано нам. Дано!”

Качая головой, он смеялся и шлёпал рукой по земле.

Посидев немного, он поднял глаза вверх и, глядя в хмурое небо, произнёс:

– Спасибо Тебе.

Встал, качнулся на ногах, глянул с берега вниз. На хилой пристани стоял и ждал его серо-синий чёлн.

“Плыть. В пространстве. К своей цели…” – с удовольствием подумал он и направился к пристани.

Из шатра выскочил охранник Рустем с автоматом и, сыпя казахскими и русскими ругательствами, открыл огонь по дрону, вылетевшему из крыши. Дрон уходил по спирали и зигзагами, трассирующие пули летели мимо. Вскоре он благополучно превратился в точку на хмуром небе. Рустем плюнул и вернулся в шатёр.

Спустившись по береговой тропке, Гарин залез в чёлн, отвязал его, оттолкнулся веслом от кнехта и стал выгребать на середину реки. Течение подхватило чёлн и понесло. Доктор с наслаждением работал веслом. Каждое движение тела доставляло удовольствие.

Мысли зашевелились в голове у доктора и правильно выстроились. После трипа думать было особенно приятно, как и работать веслом.

“Как же хорошо… как правильно, когда есть путь, правильный путь. Я следую своему пути, я выбрал его, я следую ему. Непреклонно, последовательно. С каждым движением я преодолеваю мировой хаос. И не только преодолеваю, но и перестраиваю границу хаоса, соприкасающуюся с моим движением, моей волей. Осознанный путь структурирует безвольный хаос. И хаос перестаёт быть хаосом. Он становится частью моего пути…”

Лодка выплыла на середину реки. Доктор положил весло и сел на лавку.

Капля упала ему на руку. Другая – на колено. Третья – на голову. Он посмотрел вверх. Низкая серо-фиолетовая туча висела над пространством реки. Капли стали падать чаще. И пошёл несильный дождь.

– Первый дождик, – произнёс доктор.

Ему захотелось закурить. Он вспомнил, что забыл спросить у витаминдеров про табак.

– Здоровее будем! – усмехнулся он и огладил бороду.

Дождь покрыл рябью реку, и она перестала быть зеркалом. Гарин сидел под дождём, держась за борта узкой лодки. Её несло по Оби.

“Доплыть до Камня-на-Оби, там пересесть на корабль или нанять катер до Новосибирска. Это мой путь…”

Он вспомнил, что не спросил у витаминдеров, сколько вёрст до Камня-на-Оби.

“Неважно. Я на правильном пути, река приведёт…”