— А кто ж его знает? — Джонатан сплюнул в ладонь и притушил об неё окурок. — Вот станешь старше… Одно скажу: фермера из тебя не выйдет. Не в силе дело, да даже и не в умении — чему потребно, я тебя обучу, конечно. Тут другое — привычка нужна, связь с землёй, с тем, что растёт… Не знаю. Умно это шибко, я такое и не скажу никогда. Ты парень башковитый, тебе науки набираться надо. — Он прищурился на первые звёзды, серебряными гвоздиками возникавшие на стремительно темневшем небосводе. — У тебя великая судьба, мальчик мой. Как сила твоя велика, так же и судьба твоя. Ты, главное — не растрать её понапрасну. И не стремись к тому, чтоб дорогу себе полегче да попроще выбрать. Простая дорога, она того… сам знаешь, куда ведёт. Библию, чай, читал. В мире есть много того, перед чем даже сила твоя плевком покажется. Хоть бы и болезни, к примеру. Знаешь, что такое рак?
***
Одно Кларк мог сказать о своей дороге: простой она не была. Страшная и нелепая гибель отца в бушующем смерче едва не подкосила молодого человека. В восемнадцать лет юный Кент покинул осиротевший отчий дом, клятвенно пообещав матери, что хотя бы деньгами точно будет ей помогать. Марта не удерживала его: она видела, что сын в смятении и что так для него будет лучше. На прощание она просила его лишь об одном, и просьба эта навсегда запомнилась Кларку хотя бы потому, что почти дословно повторяла слова отца.
— Не растрать себя понапрасну, сынок, — сказала тогда Марта. — Не потеряй всё то, что успел дать тебе отец. Он не хотел, чтоб ты являл свою силу миру, и знал, что ты хочешь помогать людям, что ты жалеешь их, как только сильный может жалеть слабого. Но помогать ведь можно по-разному.
И Кларк твёрдо решил для себя, что не предаст памяти отца. Тогда, по дороге в Метрополис, после слов матери он вспомнил старый разговор и решил испытать себя в борьбе с болезнями. Не для себя — для окружающих. Но сперва его ждало долгое путешествие на дальний север, за своим наследием…
С тех пор минуло пятнадцать лет. За годы обучения в Медицинском Институте Метрополиса Кент не один десяток раз пытался понять, как люди, не обладающие его возможностями, неспособные бодрствовать неделями, сохраняя ясность мысли, постигают эту науку. Его не спасало ничто: ни выносливость, ни абсолютная память. Он ожидал, что выученные наизусть учебники будут преимуществом, что рентгеновское зрение и сверхвысокая реакция помогут ему, что…
После очередного провала на экзамене, а чаще того — на практических занятиях, он стискивал зубы и говорил про себя: «Нет, папа. Я не буду искать лёгкого пути».
Он приучился отключать свои неземные способности, действовать, как человек, жить, как человек, диагностировать и учиться, как человек. И у него начало получаться. В действиях появилась вдумчивость и постепенность. И лишь тогда он снова, не сразу, шаг за шагом стал «отпускать» себя. Подкреплять обретённый опыт и знания своими силами. И всё равно время от времени совершал ошибки. Случалось, что и фатальные.
Попытка сходу диагностировать волчанку была подобной ошибкой, сверх того — ошибкой эгоистичной. Очень уж хотелось поработать с редкой болезнью. А незамеченная при этом патология печени едва не привела к летальному исходу. «Тогда тебе повезло, Кларк. Ты спас его. А мог бы и не спасти».
Попытка полостной операции при плавающей аллергии пациента была подобной ошибкой. «Да, кто мог знать, что он среагирует на латекс именно в этот момент, но ты поторопился, Кларк, ты решил, что видел всё, и поспешил».
Болезнь и смерть доктора Грина, первого «практического» учителя, того, кто принял под своё крыло молодого специалиста в больнице восточного округа Чикаго, была подобной ошибкой.
Таких ошибок было много, и каждая отдавалась в сердце болью. Но при этом, при всей своей тяжести, они давали опыт. Подчас кровавый, стыдный, неприятный, жуткий, но опыт.
В первые годы Кларку хотелось бросить всё, отправиться в Ледяную Крепость, открытую им за полгода до того, как он поступил учиться на врача. Туда, где его силы были почти безграничны, туда, где ждал его голографический образ Джор-Эла, туда, куда звала его… слабость. Слабость духа.
— Бить морды с моей силой может любой, — цедил сквозь зубы юный Кларк Кент, разбираясь с анализами мочи и меняя подгузники. — Летать с моими силами может любой, — бормотал он, «подменяя» своими руками вышедшую из строя центрифугу. «Где плазма?!» — орали из-за двери, и он вполоборота орал в ответ: «Сейчас!» — а на операционном столе еле-еле жил тот, кому эта плазма была необходима.
— Я не пойду по лёгкому пути, — скрежетал зубами сын планеты Криптон, кривясь от вони при очистке кишечника от каловых масс. — Я справлюсь, — шептал он, в буквальном смысле своими глазами наблюдая деление клеток онкологической опухоли. Нет, он мог бы, наверное, своим лазерным зрением выжечь эту опухоль, стать богом-целителем, излечить ещё… десятки? Сотни? А что стало бы с ним, с его возможностями, а главное — с больными после того, как об этом доложили бы военным, ФБР и прочим спецслужбам?