Доктор Красавчик

— Как вы себя чувствуете? — Интересуюсь я, вглядываясь в её лицо.

И тут же мысленно ругаю себя за тон: обычно с этой фразой и в той же тональности я являюсь к пациентам на утренний обход.

Она не отвечает.

Смотрит на меня, пытается улыбнуться, а затем вдруг швыряет букет с подарком на столик в прихожей и уносится прочь.

Хлопает дверь.

Кажется, девушка закрылась в ванной комнате.

Может, я обидел её?

— Алиса! — Зову я, попутно обводя взглядом квартиру.

Помещение совсем небольшое: гостиная, кухня, да две двери — в санузел и, очевидно, в ванную комнату. Мебели здесь немного, на стенах нигде ничего не висит, и потому квартира кажется необжитой. Возле окна замечаю несколько коробок, поставленных друг на друга, и это только усиливает атмосферу — кажется, будто Алиса только въехала сюда или собирается куда-то переезжать.

Зато с кухни идёт тепло, и доносится аромат мяса со специями. Похоже, девушка что-то готовила к моему приходу.

— Алиса? — Я останавливаюсь у двери в ванную комнату. — У вас всё в порядке?

Наклоняюсь к двери, и в этот момент с той стороны доносится характерный звук — кажется, девушку тошнит. Вот чёрт…

— Нет. — Пищит она. — Не в порядке.

И звук повторяется.

«Бедная…»

— Я могу вам помочь? — Интересуюсь я.

— Мясо. — Стонет Алиса. — Запах! Я не могу… — Звуки повторяются. — Не могу выйти, он везде…

И тут я догадываюсь.

Однажды, когда Аня была беременна Антошкой, она решила сварить уху. Вернувшись со смены, я застал её рыдающей на лестничной клетке. Она жаловалась, что не может вернуться домой, потому что запах буквально «преследует её», и поэтому просидела в слезах на ступенях в подъезде целых два часа.

Токсикоз.

Я засучиваю рукава рубашки и направляюсь в кухню.

Распахиваю там окно, беру прихватку, достаю мясо из духовки, перекладываю в найденный в шкафу стеклянный контейнер и плотно закрываю крышкой. Расправившись с тем, что должно было стать нашим ужином, я проветриваю и убираю помещение. Оставив дверь в кухню закрытой, я распахиваю окно в гостиной и возвращаюсь к двери в ванную комнату.

— Минут через пять можно будет возвращаться. — Сообщаю я Алисе. — Сейчас кухня проветривается.

— Спасибо. — Всхлипывает она.

— Как вы там?

— Простите меня, я всё испортила…

— Вовсе нет. — Убеждаю её я.

Через пять минут девушка выходит.

Она умылась, и теперь выглядит ещё более нежной, свежей и уязвимой. При её появлении моя уверенность в себе улетучивается вместе с запахом мяса. Моё сердце стучит, как многотонный паровоз.

— Мне уже лучше. — Сообщает Алиса, виновато оглядывая гостиную.

Я закрываю форточку.

Мы молчим.

Смотрим друг на друга.

— Если вы голодны, мы можем сходить в ресторан. — Брякаю я. Девушка ломает пальцы, кусает нижнюю губу, и я догадываюсь, что сморозил глупость. — Хотите, просто прогуляемся?

— Я не знаю… — Она выглядит расстроенной.

— Вам нужен свежий воздух, идёмте. — Почти приказываю я.

Помогаю ей одеться, и вывожу Алису на улицу.

Обычно я использую этот тон разговора, когда вижу, что нерадивый пациент отказывается принимать лекарства — это всегда помогает, и теперь мне становится неловко, что я применил его и в жизни.

— Теперь мне действительно легче. — Признаётся девушка, когда мы отходим от дома.

Каблучки её демисезонных ботиночек тихо стучат по асфальту.

Мы идём вдоль вечерней улицы, под нашими ногами хрустят сухие желтые листья, а над головами разливается густой оранжевый свет фонарей.

Нужно о чём-то говорить, нужно взять её за руку, нужно разрядить обстановку, но… я кажусь самому себе обросшим тиной, тяжёлым болотным камнем. Тянуться к этой девушке — всё равно, что тянуться к свету из мутной воды: цель кажется недостижимой, а старания напрасными. Ей не место в моём личном душевном болоте.

— Почему вы позвали меня? — Спрашиваю я, когда мы в тишине проходим метров двести.

— Вам ответить честно или соврать? — Уточняет Алиса, кутаясь в воротник серого пальто.

Мы на равном отдалении от двух фонарей, в отрезке темноты и прохлады, и я не вижу её лица, но чувствую, знаю, что она сейчас улыбается.

— Скажите правду. — Прошу я.

А у самого пальцы потеют — настолько велико желание взять её за руку.

— Наверное, я просто ухватилась за возможность увидеть вас снова.

Вас. Снова.

Никто из нас не может спрыгнуть с этого идиотского обращения на «вы», точно с иглы ненужной учтивости.

— У меня не нашлось ни единого повода увидеть вас вновь, и я его выдумала. — Признаётся Алиса.

Мы ныряем в свет фонаря, и я любуюсь переливами золота в её мягких, светлых волосах. Алиса кажется такой крохотной рядом со мной, что мне в очередной раз становится неловко. Наверное, если взять девушку на руки, она окажется практически невесомой. И мне жутко хочется это сделать. Немедленно.

— Вадим Георгиевич, а почему вы согласились? — Разрушает романтику момента Алиса.

Она поднимает на меня взгляд, и стена между нами рушится. Как бы мы не обращались друг к другу, это всё равно уже большее, чем стандартные отношения «доктор — пациент».