Доктор Кто. Легенды Асхильды (сборник)

Один из пришельцев перевел свой световой жезл на оторванную руку и принялся ее препарировать. Второй открыл сумку, чтобы сложить в нее новые образцы.

– Помоги-и-ите мне-е-е.

Закончив изучение руки, пришелец направил жезл на своего собрата:

– Теперь протестируем работу спинного мозга.

– Не-е-ет!

– Прекратите! – вмешалась я.

– Зачем? Этого требует наука.

Мой соперник осел на землю, корчась от боли. Я опустилась на колени рядом с ним.

– Наша задача – исцелить свою планету от всех недугов, – пробормотал он.

– Ставя опыты на других, – закончила я за него. – Так вам и надо.

Жужжание за моей спиной стало громче. Убивающий луч был уже близко.

– Почему ты думаешь, что Йохан болен? – требовательно спросила я.

– Я чую болезнь. Клювом. Благодаря им мы чувствуем болезни и травмы и можем их изучать.

– Но это убивает того, на ком вы практикуетесь!

– Наука требует жертв.

– Вам это не кажется жестоким?

– Наука не бывает жестокой, она помогает установить истину.

– И все же, что не так с Йоханом? Ведь он переболел и больше не может заразиться.

– Эта болезнь сложнее. К ней нет иммунитета. – Он покачал головой.

– Но им стало лучше!

Пришелец прикрыл глаза.

– Они борются. Ради тебя. Но их жизнь окончена.

Жужжание стало громче.

– И моя тоже, – добавил он.

– Что это за болезнь?

– Ее переносят блохи. Блохи и крысы.

Я остолбенела. Крыса Эсси. Чертов Годфри был прав.

– Нет…

– Не оставляй меня. Не дай мне умереть в одиночестве.

– Ты не один. Твои собратья так и рвутся позаботиться о тебе.

Двое других стояли уже совсем близко. Когда я уходила, они склонились над своим сородичем. Инструменты и сумки наготове – ни дать ни взять доктора. Или падальщики.

Впрочем, меня это уже не волновало: я торопилась обратно к дому. Первым, что я увидела, были почти нетронутые пирожные, лежавшие там, где я их оставила. Аккуратно. В рядок. Пусть они были высохшие и старые, какой ребенок откажется от сладкого? Только очень, очень больной.

Дети сидели на соломенной подстилке, перепуганные, как будто в том, что случилось, была их вина.

– Maman, – негромко поприветствовала меня Эсси.

Я смотрела на них и видела смерть, смерть, которая воцарилась в этой чертовой грязной луже, и чувствовала, как что-то важное навсегда заканчивается, исчезает в моей душе. Как бы я ни пыталась все исправить, становится лишь хуже.

Все, что я делаю, – это совершаю ошибки. Никогда ничего не изменится – только не для меня. Я вдруг поняла, как устала от всего этого; от того, что одно и то же бесконечно повторяется по кругу. Хватит. Всё.

ВСЁ.

Не помня себя, я велела им укладываться спать и бросилась на улицу, обратно к пекарне. Переливающийся корабль стоял на том же месте, но от раненого пришельца почти ничего не осталось – его разделили на части и уложили в сумки для образцов. Хотя что мне до него! Терять уже было нечего.

Весь этот проклятый мир ополчился против меня. Но я все еще могла держать оружие, и верный кинжал был со мной.

– Возьмите меня с собой, – потребовала я. – Туда, к звездам.

– Мы всегда с радостью принимаем тела, отданные на нужды науки.

Потом они развернулись и, не произнеся больше ни слова, поднялись на корабль.

Я обвела взглядом улицу – когда-то шумную, а сейчас укрытую кладбищенской тишиной. Мы сбежали сюда в надежде на освобождение, но нашли только горечь и смерть.

Внутри корабля пришельцев что-то загудело; огни стали ярче, их свет завораживал, и меня снова захлестнуло волнение. Наконец-то. Наконец я могла просто взять и оставить прошлое позади.

Да, я любила. Но все, кого я любила, мертвы.

– Подождите меня!

Я видела много битв и много погибших, молодых солдат, которых объединяло одно. Кое-что, чего мне не дано забыть.

Неважно, норвежцы или саксы – все они произносили перед смертью одни и те же слова, и это были не лирические прощания с жизнью или размышления о гибели в пылу битвы и награде, которая за этим последует.

Когда я шла по обагренным кровью полям среди стонов умиравших, они повторяли одно и то же. Одно слово, которое звучит одинаково почти на всех языках.

Mummy. Maman. Mutter. Madre, o Madre. Мама.

В последние секунды жизни все эти мальчишки – а они оставались мальчишками, несмотря на шлемы, и тяжелые доспехи, и роскошные плащи, и боевых коней, – звали своих матерей.

Все вы умрете. Все, кроме меня.

Вы умрете на поле боя, или в луже собственной желчи в комнате, пропитанной смрадом сыромятни, или среди грязи и помоев, лишившись рассудка, пока перед вашими глазами будут бесконечно оживать картины былого.

Не очень-то достойная смерть. К тому же большинство из вас встретит ее в одиночестве.

Когда вы только пришли в этот мир, теплые руки ласкали вас, оберегали и хранили, чтобы вы успели привыкнуть к новой жизни и стать ее частью. Всегда был кто-то, кто обнимал вас, и ваши слезы высыхали, стоило матери пообещать – в который раз, – что ее любовь крепче гранита.