Но гранит холоден и равнодушен, он был до вас и будет вечно. И когда придет ваше время покинуть этот мир, вы будете одни: израненные на поле боя или измятые лошадиными копытами, в кровавом поту или в собственных нечистотах. Никто не придет, чтобы обнять и согреть ваше остывающее тело.
И тогда вам очень захочется, чтобы мама оказалась рядом.
Я посмотрела на космический корабль. Он и в самом деле был прекрасен: стройный, сияющий, великолепный. Я бросила на него последний взгляд.
Пришельцы стояли у трапа, склонив набок свои странные клювастые головы.
В нашей маленькой комнате пахнет смертью; осталось недолго. Ру кричит так, что, кажется, у него сейчас разорвутся легкие, но в этом крике нет мольбы – он не верит, что кто-то его услышит и поможет. Эсси едва дышит, но все же пытается успокоить брата; я слышу ее голос: «Ру, Ру, не плачь!». Йохан поднимает на меня полные страха глаза, не произнося ни слова.
Я провожу рукой по шее. Подвеска, конечно, все еще там. Она всегда там. В ней заключено бессмертие. Величайший дар. Мой взгляд скользит по лицам детей.
Когда-то я пыталась разломить, разрезать подвеску, снова и снова острила лезвие ножа. Ничего не вышло. Ее нельзя разделить.
Кого же выбрать? Отважную умницу Эсси? Милого доброго Йохана? Веселого малыша, о котором я пока ничего не знаю?
И я понимаю: нельзя передать этот дар младшему – он навеки будет обречен оставаться грудным ребенком. Остаются двое. Мой мальчик и моя девочка. Бедное мое сердце. Оно все в шрамах прошлой жизни: изгнаний, путешествий, потерь. Но эта рана болит сильнее. Я все смотрю на детей. На мальчика и девочку.
Потом делаю шаг вперед, осторожно снимая с шеи пластинку. На Йохана, моего прекрасного кудрявого Йохана, который наблюдает за происходящим, широко распахнув глаза, я стараюсь не смотреть. Просто не могу. Еще один шаг к Эсси – хотя по коже у меня бегут мурашки от страха перед тем, что я собираюсь совершить.
Вдруг Эсси стонет от боли, и я замираю.
Как работает эта странная инопланетная магия, которая сделала меня бессмертной? На что она способна?
Что, если… Эсси останется не просто ребенком, а ребенком больным? Что, если ей придется вечно терпеть эти мучения? Можно ли представить худшую пытку?
Зажав рот рукой, я смотрю на подвеску. Когда он сделал это со мной, я была здорова.
Каждый раз, когда меня обвиняли в колдовстве, я мечтала по-настоящему проклясть того, кто обрек меня на такую жизнь. Если бы я только могла найти его и выпустить кровь, каплю за каплей, терзая его на каждой из столь дорогих ему планет, при свете каждой из любимых им звезд, – я поступила бы так не колеблясь.
Подвеска занимает свое место у меня на шее.
–
Присев рядом с ними на солому, я беру на руки малыша, который сразу же замолкает и упирается лбом мне в шею, в ту впадинку, которая будто для этого создана. Потом подтягиваю к себе Йохана и Эсси; они укладываются рядом, обняв меня.
– Что с нами такое? – спрашивает Эсси. Голос у нее слабый, как после сна.
– Вы скоро… Отправитесь в путешествие. Помните, мы уже путешествовали? На лодке? Только там, куда вы попадете, не будет боли и болезней.
– А ты будешь с нами,
Мне приходится набрать в грудь побольше воздуха.
– Конечно. Каждую секунду. Всегда. Я буду с вами. Я обниму вас и буду любить всем сердцем. Никогда не забывайте, что я рядом и люблю вас такими, какие вы есть. Я люблю все, что вы сделали и могли бы сделать. Вы большие молодцы. Вы подарили мне очень, очень много счастья. С вашим рождением я стала счастливее, чем когда-либо в жизни, счастливее, чем смогу теперь стать. Я горжусь вами и всегда буду рядом.
– А я хорошо себя вел?
– Ты вел себя просто замечательно.
– Я так устал,
– Поспи.
Малыш уже спит – тем сном, от которого не просыпаются. Эсси тяжело привалилась ко мне, мягкие волосы растрепались.
– Пожалуйста,
Я боготворила каждую родинку и веснушку на этом личике, каждый удар маленького сердца. Я никогда не пожалею о том, что подарила ей жизнь, и пусть сейчас мы стоим на пороге скорби, этой безмолвной белой пустыни, протянувшей ко мне свои холодные пальцы, – оно того стоило.
Вы были ярким лучом в кромешной тьме моей жизни, теплым солнечным светом… Три маленьких тела, остывающих у меня на руках, – они ведь стоили тысяч и тысяч дней страданий, верно?
Верно, верно… Оно того стоило, и цену этих коротких мгновений счастья я выплачу сполна и охотно. Любимые мои, милые мои, как я вас любила…