Ехали мы так гладко, что я и не заметила остановки, пока Хэнк не открыл дверь, чтобы меня выпустить. Я порадовалась, что захватила солнечные очки, – солнце пекло, нависая над длинными невысокими ангарами-киностудиями. Хэнк припарковал машину возле одного из них. Макс Клинер стоял неподалеку и беседовал с худощавым мужчиной, державшим в руках пюпитр. Изо рта у него торчала незажженная сигара. Он вынул ее и приветственно помахал, будто держал специально для этого.
Клинер бросился ко мне с распростертыми объятиями. Я увернулась и просто пожала ему руку. Она была холодной, липкой и влажной, все равно что трясти уже дня два как дохлую рыбу. Если вам, конечно, доводилось.
– Мелоди, Мелоди, Мелоди, – пропел Клинер и отступил на шаг, чтобы осмотреть меня с головы до пят. Я привыкла, что меня вечно разглядывают, но все равно было неприятно. Будто гробовщик мерки снимает.
– Макс, Макс, Макс, – не осталась в долгу я. – Любезно с вашей стороны пригласить меня в это прелестное захолустье.
Клинер улыбнулся краем рта, показывая, что оценил шутку. А вот глаза не оценили и смотрели злобно.
Хэнк остался с нами. Макс провел меня в студию через боковую дверь. Внутри было просторней, чем в ангаре самолета, и из-за множества прожекторов жарче, чем в сауне.
Большая часть прожекторов была нужна для съемочной площадки. Это оказался бальный зал, отделанный в духе Италии эпохи Возрождения. Я с трудом удержалась, чтобы не указать на несколько очевидных ошибок. Сомневаюсь, что дизайнер в отделе костюмов вообще заморочился с деталями. Странно было видеть комнату, отстроенную только наполовину, – некоторые стены убрали, чтобы разместить камеры. Но просто странность – еще ничего. Я начинаю нервничать, только если вижу или слышу откровенный вздор.
Мы смотрели, как Рок и Гидди репетируют сцену перед камерами. Режиссер – в простой одежде, с мегафоном, все как надо – вмешивался каждые несколько минут. Будто они какие-нибудь новички, которым нужно все разжевывать. Я бы задумалась над этим, если бы Макс Клинер не стоял у меня над душой и не объяснял мне шепотом на ухо очевидные вещи. Больше всего меня раздражало, что ему для этого приходилось вставать на цыпочки.
Когда актеры ушли на перерыв, а команда стала готовить прожекторы и камеры к следующей сцене, Клинер жестами подозвал Рока Рейлтона. Гримерша быстро направилась к Гидди Семестр с пудрами и всякими зельями наперевес. У нее было такое суровое лицо и седые, стального цвета волосы, что всякий бы испугался и постарался выглядеть на все сто, лишь бы с ней не связываться.
– Он хочет извиниться, – сказал мне Клинер, пока Рок шел к нам мимо кабелей и техников. – Сам не знает, что на него вчера нашло. Почему сделал вид, что не помнит вас и вообще.
Я промолчала. Откуда Клинер знает об этом? Наверное, Рейлтон ему сказал – но зачем? В мои теории это никак не вписывалось. Видимо, пора строить новые.
– Он сейчас очень нервный, – тихо добавил Клинер, когда Рок подошел к нам. – Проблемы с препаратами.
Рок поприветствовал меня как старую подругу и стиснул в медвежьих объятиях. Будь он действительно хорошим актером, я бы, может, и поверила. Но Рок просто умел играть, был опытен, но не более.
Когда он извинился, что забыл о нашем знакомстве до вечеринки и о встрече у меня в офисе, я великодушно улыбнулась.
– У меня сумасшедший график, – сказал он. – Столько всего сразу. Не знаю, о чем я думал, позабыл про все на свете.
– Бывает, да, – согласилась я. – Главное, что сейчас вы меня вспомнили.
– Как я мог забыть вас, мисс Мелоун?
– И правда. – Рейлтон и Клинер так усердно улыбались, что было даже как-то стыдно портить момент. Но если у кого и нет стыда, то не постыжусь сказать, что у меня. – И мой кофе, – сказала я.
– Ваш… кофе?
– Лучший кофе, что вы когда-либо пили, вы же сами сказали. Уверена, вы помните. Вы еще спросили, перемалываю ли я зерна сама.
Глаза Рейлтона чуть расширились, усы задрожали.
– Это определенно был лучший кофе, что я пил, – заверил он меня. – Совершенно изумительный.
– Вы слишком добры, – сказала я. И да, он был слишком добр – теперь я точно знала, что он лжет. Возможно, это был промах с моей стороны, но кофе я ему даже не предлагала.
Мы все еще находились на территории «странности» или, по крайней мере, «непонятности». Но до «вздора» было уже недалеко.
Вздор не заставил себя ждать в лице Гидди Семестр. Она подошла к Року и Клинеру, вихляя бедрами так, что прошаталась вдвое дольше, чем могла бы. Положила руку Року на плечо и чуть наклонилась в мою сторону. Почему-то сегодня она казалась совсем не такой уверенной и куда более легкомысленной, чем вчера. Ну, уж она-то меня точно помнит.
– Рокки, – сказала Гидди, кивая на меня. – Кто эта очаровательная леди?
Будто мы и не встречались вовсе. И не только потому, что она назвала меня «леди».
Мне нужно было немного над этим поразмыслить и, может быть, придумать новую теорию, которая потом точно так же улетит в молоко. Поэтому я согласилась на экскурсию с Клинером по студийному комплексу.