Ехали мы так гладко, что я и не заметила остановки, пока Хэнк не открыл дверь, чтобы меня выпустить. Я порадовалась, что захватила солнечные очки, — солнце пекло, нависая над длинными невысокими ангарами-киностудиями. Хэнк припарковал машину возле одного из них. Макс Клинер стоял неподалеку и беседовал с худощавым мужчиной, державшим в руках пюпитр. Изо рта у него торчала незажженная сигара. Он вынул ее и приветственно помахал, будто держал специально для этого.
Клинер бросился ко мне с распростертыми объятиями. Я увернулась и просто пожала ему руку. Она была холодной, липкой и влажной, все равно что трясти уже дня два как дохлую рыбу. Если вам, конечно, доводилось.
— Мелоди, Мелоди, Мелоди, — пропел Клинер и отступил на шаг, чтобы осмотреть меня с головы до пят. Я привыкла, что меня вечно разглядывают, но все равно было неприятно. Будто гробовщик мерки снимает.
— Макс, Макс, Макс, — не осталась в долгу я. — Любезно с вашей стороны пригласить меня в это прелестное захолустье.
Клинер улыбнулся краем рта, показывая, что оценил шутку. А вот глаза не оценили и смотрели злобно.
Хэнк остался с нами. Макс провел меня в студию через боковую дверь. Внутри было просторней, чем в ангаре самолета, и из-за множества прожекторов жарче, чем в сауне.
Большая часть прожекторов была нужна для съемочной площадки. Это оказался бальный зал, отделанный в духе Италии эпохи Возрождения. Я с трудом удержалась, чтобы не указать на несколько очевидных ошибок. Сомневаюсь, что дизайнер в отделе костюмов вообще заморочился с деталями. Странно было видеть комнату, отстроенную только наполовину, — некоторые стены убрали, чтобы разместить камеры. Но просто странность — еще ничего. Я начинаю нервничать, только если вижу или слышу откровенный вздор.
Мы смотрели, как Рок и Гидди репетируют сцену перед камерами. Режиссер — в простой одежде, с мегафоном, все как надо — вмешивался каждые несколько минут. Будто они какие-нибудь новички, которым нужно все разжевывать. Я бы задумалась над этим, если бы Макс Клинер не стоял у меня над душой и не объяснял мне шепотом на ухо очевидные вещи. Больше всего меня раздражало, что ему для этого приходилось вставать на цыпочки.
Когда актеры ушли на перерыв, а команда стала готовить прожекторы и камеры к следующей сцене, Клинер жестами подозвал Рока Рейлтона. Гримерша быстро направилась к Гидди Семестр с пудрами и всякими зельями наперевес. У нее было такое суровое лицо и седые, стального цвета волосы, что всякий бы испугался и постарался выглядеть на все сто, лишь бы с ней не связываться.
— Он хочет извиниться, — сказал мне Клинер, пока Рок шел к нам мимо кабелей и техников. — Сам не знает, что на него вчера нашло. Почему сделал вид, что не помнит вас и вообще.
Я промолчала. Откуда Клинер знает об этом? Наверное, Рейлтон ему сказал — но зачем? В мои теории это никак не вписывалось. Видимо, пора строить новые.
— Он сейчас очень нервный, — тихо добавил Клинер, когда Рок подошел к нам. — Проблемы с препаратами.
Рок поприветствовал меня как старую подругу и стиснул в медвежьих объятиях. Будь он действительно хорошим актером, я бы, может, и поверила. Но Рок просто умел играть, был опытен, но не более.
Когда он извинился, что забыл о нашем знакомстве до вечеринки и о встрече у меня в офисе, я великодушно улыбнулась.
— У меня сумасшедший график, — сказал он. — Столько всего сразу. Не знаю, о чем я думал, позабыл про все на свете.
— Бывает, да, — согласилась я. — Главное, что сейчас вы меня вспомнили.
— Как я мог забыть вас, мисс Мелоун?
— И правда. — Рейлтон и Клинер так усердно улыбались, что было даже как-то стыдно портить момент. Но если у кого и нет стыда, то не постыжусь сказать, что у меня. — И мой кофе, — сказала я.
— Ваш… кофе?
— Лучший кофе, что вы когда-либо пили, вы же сами сказали. Уверена, вы помните. Вы еще спросили, перемалываю ли я зерна сама.
Глаза Рейлтона чуть расширились, усы задрожали.
— Это определенно был лучший кофе, что я пил, — заверил он меня. — Совершенно изумительный.
— Вы слишком добры, — сказала я. И да, он был слишком добр — теперь я точно знала, что он лжет. Возможно, это был промах с моей стороны, но кофе я ему даже не предлагала.
Мы все еще находились на территории «странности» или, по крайней мере, «непонятности». Но до «вздора» было уже недалеко.
Вздор не заставил себя ждать в лице Гидди Семестр. Она подошла к Року и Клинеру, вихляя бедрами так, что прошаталась вдвое дольше, чем могла бы. Положила руку Року на плечо и чуть наклонилась в мою сторону. Почему-то сегодня она казалась совсем не такой уверенной и куда более легкомысленной, чем вчера. Ну, уж она-то меня точно помнит.
— Рокки, — сказала Гидди, кивая на меня. — Кто эта очаровательная леди?
Будто мы и не встречались вовсе. И не только потому, что она назвала меня «леди».
Мне нужно было немного над этим поразмыслить и, может быть, придумать новую теорию, которая потом точно так же улетит в молоко. Поэтому я согласилась на экскурсию с Клинером по студийному комплексу.