В клинике пусто. Только шум кондиционера гудит в затхлом воздухе. Сейчас полдень, в разгаре летние каникулы, и все дети в Провиденсе, слава Богу, здоровы, счастливы и находятся на отдыхе. Доктор Лерер уехала на целый день — у нее встреча с адвокатом, о чем она объявила, запыхавшись, когда ее каблуки загрохотали в десять утра, — и если бы скука была олимпийским видом спорта, я бы принесла много гордости Соединенным Штатам Америки.
С опаской я достаю из сумки в форме совы под столом романтическую книгу.
Почитав несколько минут, я откидываю голову назад и закрываю глаза, чтобы не видеть флуоресцентного света. У меня не было времени как следует выспаться с тех пор, как я приземлилась три дня назад. Жизнь превратилась в хаотическое пятно. Как только я вошла в дом, позвонила тетя Стеф, живущая через дорогу, и спросила, могу ли я отвезти ее в торговый центр. Потом я вышла на улицу, познакомилась с нашими новыми соседями и научила их ребенка кататься на велосипеде. А когда вернулась домой, мне пришлось убираться в своей комнате, складывать одежду и устраиваться на новом месте. Нет, я не жалуюсь. Быть занятой — это хорошо. Просто мне нужно немного вздремнуть. Десять минут, чтобы зарядиться энергией. Слышала, что кошачья дремота эффективнее долгого сна. Я поставила будильник на телефоне и закрыла глаза, погрузившись в расслабляющие внутренние мысли.
— Что. За. Херня? — Густой, глубокий голос гремит у меня над головой.
Я вскакиваю со своего места, как будто оно горит. Открываю глаза и смотрю на мужчину, которому принадлежит голос. Первая мысль, которая приходит мне в голову, — наверняка не только его голос глубокий и объемный.
— О, Боже мой! Мне очень жаль, — кричу я, хватая случайные документы, лежащие на столе, и перекладывая их. Не знаю, что я пытаюсь здесь показать. Что я усердно работаю? Потому что он только что застал меня, дремлющую в кресле, как скучающий бойфренд в фильме с Дженнифер Энистон. Я похлопываю по уголку рта, чтобы убедиться, что у меня нет слюней.
Мне требуется минута, чтобы полностью осознать стоящий передо мной образец, но как только я это делаю, спотыкаюсь, и колени ударяются о кресло. Стул откатывается назад. Я падаю в него и, не успев осознать происходящее, теряю контроль над собой. Я падаю о больничную картотеку. От удара на меня дождем сыплются пожелтевшие записи пациентов, и катастрофический момент быстро превращается в вескую причину для бегства из страны и принятия новой личности.
— Ты спала на посту? — Он делает шаг вперед, все еще достаточно далеко, чтобы я могла видеть большую часть его тела из-за стойки регистратуры. Я не знаю, кто это мистическое существо, но в нем достаточно сексуальной харизмы, чтобы наэлектризовать весь город, если вдруг отключат электричество. Его глаза почти неестественно голубые, скулы такие острые, что ими можно резать домашнюю птицу, губы созданы для совершения любого сладкого греха, лоб крепкий, подбородок гордый, а волосы — угольные куски черного шелка, разлетающиеся в сотни сторон.
Я делаю прерывистый вдох и позволяю своим глазам блуждать по его невероятно широким плечам, дальше на юг, к его тугим, круглым грудным мышцам, которые можно увидеть сквозь белую рубашку на пуговицах, плоскому прессу, манящей промежности… портфелю…
— Ответь своему боссу, — доктор Мэтьюс (мать его, это
— Технически не храпела, сэр, — торопливо встаю я, откидывая желтое винтажное платье и приглаживая непокорные рыжевато-блондинистые волосы. Я протягиваю руку, предлагая ему рукопожатие через изогнутый стол в форме аквариума. — Я никогда не храплю. Поверьте мне. В этом меня уверяли многие люди.