Доктор Праздник

До потрясенной Тэйлор, наконец, дошло что выстроилось у мальчика в мозгу. Вот почему он вел себя так тихо, вот почему он столь решительно старался делать все правильно. В голове у него идеальное поведение отождествлялось с любовью взрослых. Для Ноя все происшедшее цеплялось друг за друга так логично, так ловко, что ему даже в голову не могло прийти, что истинные причины, по которым мать бросила его, носили гораздо более сложный и запутанный характер, чем просто спор по поводу этих чертовых красных сапожек. Выводы мальчик мог делать, базируясь только на собственном опыте, и выводы эти оказались ложными.

Теперь она сняла его с колен, устроилась под углом к нему и взяла его за плечи, чтобы он понимал, насколько серьезен будет предстоящий разговор.

— Маленький, я не знаю твою маму, — «И надеюсь, никогда не узнаю», — добавила она про себя, — но я знаю твоего папу. Знаю его давно. И когда я была моложе, то считала, что он самый сильный и самый добрый человек на свете. И до сих пор так считаю. Для него не имеют значения сапожки или пряничные человечки. Для него имеешь значение ты. Он любит тебя и никогда, никогда не отдаст и не поменяет тебя на другого ребенка.

— Откуда ты знаешь, что это так? — Слезы из глаз перестали литься, и голос Ноя окреп, стал требователен, ибо мальчик хотел, чтобы его убедили. Он этого жаждал, и Тэйлор сочла это добрым знаком.

— Потому, что твой папа сказал мне об этом еще до того, как я с тобой познакомилась. А он всегда говорит только правду. — Растирая ладошки мальчика, Тэйлор добавила: — Точно так же, как и сейчас.

Ной сразу же закивал головкой, возбуждение его еще явно не улеглось.

— Только не сейчас! Я вел себя не очень хорошо. Кричал и брыкался.

— Тогда, наверное, тебе просто следует извиниться.

Он опустил голову, стал нервно дергать себя за указательный палец, боясь поддаться надежде и отчаянно желая верить, что решение, оказывается, до такой степени просто.

— И все будет хорошо?

— Да, если, как мне кажется, ты его при этом еще и обнимешь.

Тихо-тихо Ной произнес:

— Это я смогу сделать. Я очень хорошо умею обниматься. Папа меня научил. Хочешь посмотреть?

— Ага, давай.

Ной встал на коленки и обхватил ее ручками, прижимаясь и бормоча нечто вроде «Ум-ум-уы!». Тэйлор тоже прижала его к себе и оставила на усмотрение Ноя выбрать момент, когда отстраниться. Через несколько секунд он снова встал на ножки и проговорил:

— Вот видишь!

— Вижу: так хорошо меня никогда и никто не обнимал.

— Да нет. Лучше всех обнимается папа. Пусть он тебя обнимет. Когда он больше не будет на меня злиться, я попрошу его, чтобы он тебя обнял, если ты этого хочешь.

«Устами младенцев…» — подумала Тэйлор.

— Ладно, парень. Я сама его об этом попрошу. — «Ни за что!» И она улыбнулась.

— Хорошо. — Ной заерзал, чтобы высвободить башмачок из складки постели, а затем выбросил ножки вперед, чтобы соскользнуть на пол. — Теперь пошли. Папа считает, что мужчины должны уметь извиняться немедленно, если они что-то сделали не так или кого-нибудь обидели. А иначе они просто мразь. А я не хочу, чтобы папа думал, что я мразь.

— Ты никогда не будешь мразью, — заявила Тэйлор.

Когда Ной вцепился ей в руку и потащил вниз, Тэйлор думала только об одном: до чего же поразительно ведут себя дети, до чего же легко они преодолевают эмоциональную пропасть между отчаянием и рассудительностью. Возможно, оттого, что у них, в отличие от взрослых, эмоции не замешаны на гордости. Она готова была снять шляпу перед Дрю за то, что тот научил Ноя понимать, что никогда нельзя медлить с извинением от всего сердца. Если научить ребенка думать, быть добрым и отвечать за свои поступки, то все остальное выработается само собой.

Она чуть не споткнулась на лестнице, когда поняла, что этот совет ей следует отнести к самой себе. Время прекратить беспокоиться по поводу Майки — вернее Майка, — ибо Майки называла его теперь только она одна. Пора было спустить его с помочей и дать ему возможность сделать собственный выбор — жизненный и учебный. Ее работа окончена, и это удручало ее смертельно.

Что ей все время говорила мама? Одна дверь затворяется, а другая открывается. Что ж, пусть так, но это вовсе не означает, что ей обязательно следует входить в эту дверь, говорила она себе, когда Ной втянул ее в гостиную, в самое лоно семьи. Какое-то мгновение она даже подумывала о том, чтобы сбежать, но тут взгляд ее встретился со взглядом Дрю, и она очутилась в западне.

От пап не требовалось, чтобы они были сексуальны или ранимы. Но в Дрю было и то, и другое, и он в ней нуждался. Что бы потом ни случилось, она уже была к этому причастна.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ