— Пожалуйста! Я приготовлю овсянку.
— Как можно не принять столь соблазнительное предложение? — В конце концов, ответила Тэйлор, раскинув руки в знак поражения. При этом она мысленно уговаривала себя, что осталась только для того, чтобы переговорить с Дрю по поводу Ноя. Желание остаться вовсе не было связано с необходимостью отвечать на вопрос мальчика. Она
— Я думаю, что мы сможем предложить нечто лучшее, чем овсянка, — вмешался Дрю. — Как насчет сыра «фондю» и супа?
— Я люблю «фондю», — высказался Ной.
— Я это знаю! — Дрю приподнял Ноя и с видом человека, заново получившего путевку в жизнь, продолжал: — Мой вопрос был обращен к Тэйлор.
— И то, и другое — мои любимые блюда.
Она не сводила с Дрю взгляда, пока он стоял, держа в руках Ноя, осознавая, что смело могла вместо этого сказать: «И тот, и другой — любимые мною люди». Они вместе представляли собой нечто особенное. Их единение таило в себе некое чудо, завораживающее ее так, как никогда не завораживали семейные сцены дома. У нее никогда не заволакивало взор туманом, когда ее отец брал мальчиков на руки. У нее при этом никогда не появлялось необъяснимого ощущения, что в этом мире все стоит на своих местах.
Когда Дрю повернулся к ней и увидел, что она все еще смотрит на них, то ей стало ясно, что на лице у нее большими буквами написаны все эти чувства. Она взяла себя в руки в ожидании того, что он воспользуется ситуацией и бросит на нее пронзительный взгляд или просто одарит понимающей улыбкой. Вместо этого он постарался передать своим взглядом удовлетворение и тепло, прогревшее ее всю, говорящее, что она такая, какой и должна быть, что она не ошиблась, а он сделает все, что в его силах, чтобы доказать ей это.
Тэйлор потрясенно замерла. Обещание в глазах Дрю пугало ее еще больше, чем его поцелуи.
— После еды мы сможем украсить елку, — объявил Ной, деловито строя планы за всех троих, не видя подспудных сил, витающих в воздухе комнаты. — И завернем подарок для Рокси. А Тэйлор почитает мне главу из «Ловушки для Шарлотты». И…
— Стоп, малыш! — Ощущая в себе определенную долю вины за то, что Тэйлор и так потратила на них столько времени, Дрю, повинуясь проснувшейся у него совести, счел нужным сказать: — Это же отнимет у Тэйлор почти весь вечер. Быть может, у нее другие планы.
Ной запротестовал:
— Но ведь…
— Не надо умолять и давить, — отрезал Дрю и одновременно подмигнул мальчику, желая молчаливо внушить ему, что слова тут излишни.
Глаза у Ноя медленно расширились, а рот округлился. И тут он весело воскликнул:
— Так точно, сэр!
Тэйлор скрестила опущенные руки. Независимо от высказанного вслух обещания на нее не давить, эти две пары умоляющих глаз не сводили с нее взгляда в ожидании ответа. Ной, сидя на папином локте, даже молитвенно сложил руки. «Нет!» — готово было сорваться с ее уст, но она заколебалась, увидев побелевшие костяшки пальцев ребенка, а потом чашу весов перевесил Дрю. Он пытался индифферентно улыбаться в ожидании ее слов, но чувства, которые выдавали его глаза, подсказали ей, как ему с Ноем без нее станет одиноко, как они будут бесцельно слоняться в доме, слишком большом для двоих и как раз подходящему для троих.
— У меня нет никаких особых планов, услышала она собственные слова и мысленно дала себе хорошего пинка за полнейшее отсутствие силы воли.
— Вот видишь! — заявил Ной отцу. — Она нас любит.
Весь остаток вечера взрослые всемерно стремились не раскачивать лодку дружбы и товарищества. Слишком многое случилось за столь короткий срок, и им требовалось время, чтобы разобраться в собственные ощущениях. Непринужденно чувствовал себя один только Ной. Он даже посмеялся над своим «хором», продевая ленточки в дырочки, проделанные соломинкой перед выпечкой.
К тому времени, как они уже были готовы водрузить на самой высокой из двух верхушек вифлеемскую звезду, Ной начал позевывать. Дрю осторожно взял его за руки и приподнял. А когда Ной установил звезду, все трое издали вздох облегчения, а Тэйлор погасила свет, так что комната погрузилась во мрак, прорезаемый лишь сиянием лампочек между ветвей.
— Великолепно, папа! — произнес мальчик сдержанно и почтительно.
— Абсолютно великолепно.
— Посмотри-ка, Тэйлор! — тихо и призывно сказал переполненный удивлением Ной. — Они и на самом деле поют.
Во мраке, когда единственными светлыми пятнышками в помещении была слабенькие точечки елочного огня, пряничные человечки и впрямь выглядели так, словно они пели. И набранные с бору по сосенке украшения, ленты, гирлянды из попкорна превратили кривую елку в символ радостного зимнего праздника. Тэйлор в этот миг радовалась от всего сердца, припоминая все рождественские праздники детства: как ее мать пыталась сделать каждую елку особенной точно так же, как особенной делал эту елку созданный Ноем хор пряничных человечков.