Дольче агония

Он существует в замедленном темпе. Словно бы со стороны смотрит на себя, еле таскающего ноги, блуждая по дому, преодолевая сонливость, неуклюжесть, упорное нежелание своего тела подчиняться приказам разума. Ему требуется больше двух часов, чтобы завершить обычный утренний ритуал, с которым он еще недавно управлялся минут за тридцать. Вся эта некогда отлаженная, доведенная до автоматизма серия привычных движений (встать, побриться, одеться, позавтракать, убрать со стола) на каждом этапе оборачивается выматывающим усилием. Я как персонаж из романа Беккета, говорит он себе, только все это решительно не смешно. Он ужасно путается в рукавах собственной рубашки. Теряет крем для бритья. Забывает налить в кофеварку воды, так что горячий воздух раздувает молотый кофе, распыляя его по всей комнате, после чего приходится тратить еще полчаса на уборку. Он ползает по полу на коленях и, всхлипывая, подтирает кофейный порошок губкой. Потом валится с ног, как подкошенный. Ревет так, как не ревел с тех пор, как на глазах у него, пятилетнего, грузовик переехал его собаку.

И снова подходит к кровати, ложится. Зачем ему что-то делать? Какой в этом прок?

Однако безделье влечет за собой пытку нового рода. Под закрытыми веками клочьями проплывают сцены из его прошлого, эти хаотические воспоминания мало-помалу захлестывают больного с головой. Похоже, его мозг наподобие желудка тоже подзабыл, как переваривать, и вперемешку отрыгивает образы и впечатления, поглощенные за пятьдесят пять лет жизни.