Её руки бессильно соскользнули с моей головы.
Я ожидала, что снова, как в первый раз, переходя к сумеречному существованию, попаду в пространство между мирами и встречу там кого-нибудь из близких и дорогих мне людей. Однако тёмное забытьё незаметно и стремительно поглотило сознание…
И стало оно частично рассеиваться лишь на один час в неделю. Час, когда я, вернувшись с работы, поужинав уже и уютно устроившись в своей комнате на диване с книгой, внезапно смотрела на свои маленькие наручные часы, откладывала книгу, гасила свет – и открывалась навстречу невесть откуда возникавшему радостному чувству полноты и осмысленности жизни. За окном мерцали ночные фонари или догорали отблески позднего летнего заката, качало ветвями дерево, стучали шаги редких прохожих, порой нарастал и исчезал гул автомобильного мотора, в открытую форточку врывался прохладный воздух, перемешанный с запахами листвы и бензина.
Спустя час такого молчаливого, неподвижного отдыха я чувствовала прилив сил и обнаруживала необычайную ясность мысли…
Такой шумной и людной, какой она стала сразу после войны, я не видела Москву прежде. Откуда ни возьмись появилось огромное количество детей всех возрастов, но особенно – малышей. В выходной, бывало, все лавочки на бульваре заняты: мамаши с колясками присели отдохнуть и поболтать. Карапузы, как горох, горстками сыплются под ногами, ковыляя по своим детским делам, машут лопатками, сражаются на воздушных шариках. И детский смех, и ор, и неразборчивый лепет малышни между собой, и звонкие «Почему?», «Не хочу!», счастливые лица матерей, и самозабвенное участие в детских забавах отцов – всё создавало праздничную атмосферу, приподнятое настроение. Как апрельская капель служит верной приметой весны, так звон детворы казался приметой мирной жизни, которая, после всех перенесённых тягот и страданий, будет – и уже становится – по-новому счастливой.
Гомон бульваров контрастировал с сонной тишиной переулков, и было хорошо переходить от одного состояния к другому и наоборот, а иной раз – окунаться в совершенно иной ритм и симфонический размах проспектов и площадей. Но и тут свою звонкую мелодию выводили детские голоса.
Моё внимание почему-то особенно привлекла из тысяч одна красивая парочка: всегда нарядная, интересная, весёлая и спокойная мама с хорошенькой малышкой. Я часто встречала их то у нас в переулках, то на Гоголевском бульваре. Крошечная девчушка, видимо, родилась весной сорок шестого, то есть была настоящим ребёнком Победы. Черноглазая, живая, требовательная. Чем дальше, тем больше я находила в этой незнакомой девочке черт, казавшихся необъяснимо знакомыми: упрямство, настойчивость, решительность, неподражаемая способность задирать нос, как будто она лучше всех. Кого напоминает мне этот чужой ребёнок, я не смогла бы сказать даже примерно, а из собственного детства всплывало странное, полузабытое словечко «пыня»…
Переулок был почти пуст: голуби, воробьи, весеннее солнце да идущая навстречу пара – офицер об руку с молодой женщиной. На женщине было эффектное светлое платье со вшитым широким поясом и летящей юбкой. Красивая пара: оба – стройные, спортивного сложения. Женщина шла знакомой лёгкой и гордой походкой – та самая мама маленькой черноглазой девочки, за которой я порой робко наблюдаю со стороны! А вот её мужа я увидела впервые. На кителе издали выделялся среди других наград орден Красной Звезды. Судя по всему, пара возвращалась из гостей или с какого-то торжественного мероприятия. Они оживлённо беседовали, улыбаясь друг другу. У обоих в глазах – весёлые искорки. Или не впервые я увидела этого майора медицинской службы? Мы уже почти поравнялись, и я разглядела у его супруги приколотую к нарядному платью медаль «За оборону Москвы». Две пары глаз на миг встретились с моими. Мне досталось, словно брызг шампанского, их задорного веселья.
Мы разминулись, и я услышала уже за спиной:
– Знакомое лицо! Где-то я встречал эту девочку.
– Где же, интересно? – насмешливо спросила женщина.
– В Забайкалье? – предположил мужчина. – Ты не помнишь её?
– Я прекрасно помню! Она живёт то ли в Малом Власьевском, то ли в Гагаринском. Каждый день ходим по одной улице. Забайкалье!
Она, подняв руку, шутливо шлёпнула мужа по лбу.
По идее, я не могла слышать разговор людей, с которыми только что разминулась, идя в противоположную сторону. Тем более не могла их видеть. Но я слышала и видела.
Тогда я ещё очень слабо держала себя в руках и могла от случая к случаю поступать под влиянием внезапного внутреннего импульса, не сообразуясь с приличиями. Так и произошло на сей раз. Незаметно для самой себя я, как выяснилось, повернула и пошла вслед за супругами, не соображая,
– Всё, муженёк, хватит заглядываться на «забайкальских» девушек! У тебя законная жена рядом – и дочь!