Я громко выдыхаю, чувствую себя плохо из-за того, что подняла эту тему. Следовало просто оставить все как есть, доверять его срокам. Это его прошлое, его травма, он знает, что лучше.
Но все же давлю на него.
— Что бы ты не сделал, ты должен простить себя. Должен позволить прошлому уйти. Если ты этого не сделаешь, эти ужасы, эти эпизоды, они будут держать тебя в темноте. Они заставят тебя утонуть. Поверь мне, я знаю.
— Как насчет тебя? — спрашивает он. — Почему ты что-то скрываешь от меня?
Мне бы надо разозлиться, что он ушёл от ответа, вот так сменив тему. Но он прав.
— Ты хочешь правду? — спрашиваю я, повернувшись лицом к нему. — Хорошо. Я не говорила тебе об этом раньше, потому что это не моя правда. Это касается Кристины. — Делаю глубокий вдох, пытаясь оставаться спокойной, но мои руки начинают дрожать. Я убираю их, сжимая под ногами. — Мой отец подвергал ее сексуальному насилию. С тех пор, как она была маленькой, и до тех пор, пока не исчез. Он делал это с ней почти каждую неделю, если не каждую ночь, — я замолкаю. — Он не трогал меня. Он даже не обнимал меня. Не знаю почему. Он даже не смотрел в мою сторону, только угрожал, если я расскажу кому-то. Тогда... в то время, я не знала...
Я затихаю. Мои воспоминания настолько постыдны. Позор, который окутывает вас, как черный плащ, который вы должны носить до конца своей жизни.
Кейр внимательно наблюдает за мной. Я продолжаю, делая глубокий вдох.
— Когда я была ребенком, я ревновала. Я действительно завидовала, что он делал это с ней. Насколько я, должно быть, была больна? Насколько охрененно испорчена?
— Нет, — говорит Кейр, прочищая горло, — нет, ты не была больна. Ты была молода. В молодости мы думаем и делаем то, что никогда не сделали бы сейчас.
— Мне было двенадцать, — возражаю я. — Я была достаточно взрослой, чтобы понять, что происходит. И я все спрашивала себя, почему она? Почему он обратил внимание на неё и игнорирует меня? — Я не могу думать из-за уродства. Не могу стряхнуть его.
— Эй, — нежно говорит Кейр, беря меня за руку. — Не иди по это дорожке. Той, что внутри. — Он наклоняется и касается моей груди в той области, где расположено сердце. — Я вижу это, прямо сейчас. Не ненавидь себя. Не вини себя.
— Как я могу не делать этого? — вскрикиваю я, и слеза стекает по моей щеке. — Когда я наконец поняла, насколько безумной и испорченной была, я все равно ничего не сделала. Я хотела ей помочь. Хотела спасти ее от этого больного ублюдка, урода, с которым нам пришлось жить, но не смогла. Я этого не сделала. Он сказал мне, что, если я донесу на него, он убьет меня. Он сказал то же самое маме. Мы вдвоем жили в страхе и ничего не делали. НИЧЕГО!
Рыдание вырывается у меня из груди.
— Ты не можешь винить себя, — шепчет он, но его голос слабый.
— Нет? Почему нет? Я могла бы пойти в службу опеки, в полицию. Они могли бы защитить всех нас, арестовать его. Но я была слишком напугана. Была трусихой. Я была ее старшей сестрой, на которую она равнялась. Она все время рассказывала мне, как она любит меня и восхищается мной. Я должна была защитить ее, но я облажалась.
— Твоя мать обязана была защитить ее, — указывает он.
— Ну, она тоже облажалась. Она сделала единственную хорошую вещь, когда отец наконец ушел. Мы не знаем, куда он пошел. Мы все еще не в курсе, но это не имело значения. У нее было достаточно сил и вины, чтобы увезти Кристину далеко, где он не мог бы их достать. Они приехали сюда. К тому времени я уже пошла своим путем. Я ушла... Да, я могла бы остаться в городе, могла бы наблюдать за ней издалека. Но я, черт возьми, ушла, сбежала.
— В мире полно страшных людей, которые делают ужасные вещи, — говорит Кейр. — Всегда хуже, если это происходит с твоим родственником. Но ты не можешь винить себя за то, что не в силах контролировать, и не можешь винить себя за свои поступки в детстве. Ты была зла, смущена, парализована страхом, и у тебя были основания для этого.
— Не важно, в конце концов, я получила то, что заслужила.
Он непонимающе смотрит на меня.
— Подожди, ты имеешь в виду свою ногу? Ты думаешь, что заслужила этот выстрел? — Я ничего не говорю. Он качает головой, глядя в сторону. — Херня какая-то, Джессика. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить такое. Ты меня слышишь? Ни одной гребаной вещи. Это не твоя карма. Просто неудачное время. Жизнь - дерьмо. Но ты не сделала ничего, что бы привело к этому. Понимаешь?
Я киваю, хотя его слова и не доходят до меня. Я слышала речи о вине. Когда дело доходит до этого, не значит, что мир наказывает меня. Я считаю, что заслуживаю наказания.
Я знаю, что больше не хочу об этом говорить. Не хочу давить на него, заставлять рассказать мне его правду. Мне и так уже тяжело и я просто заставляю его чувствовать себя так же дерьмово, как я чувствую себя сейчас.
— Нам надо идти, — говорю ему. — Если мы все еще хотим добраться до Скай до темноты.
Он тут же нахмуривается, затем кивает.
Мы возвращаемся к машине. И все это время я использую свою трость.
Глава 16