– Хорошо, товарищ.
– Следуй за мной, – произнес тут же «Иван Сергеевич», нырнув в глубь толпы. Здесь происходит что-то странное, подумал он, что-то не совсем понятное. Когда Кларк смешался с толпой, ему все стало ясно. Люди, что стояли по периметру толпы, играли роль надзирателей. Основная масса демонстрантов состояла из рабочих, «синих воротничков», одетых не так аккуратно и не боявшихся утратить чувство собственного достоинства. Здесь царило уже иное настроение. На Кларка и Чавеза бросали взгляды, полные ярости, и несмотря на поспешные объяснения, что они не американцы, подозрение не исчезало, но ответы на задаваемые ими вопросы были менее осторожными, чем раньше.
В какой– то момент толпа под руководством своих лидеров и в окружении полицейских направилась вперед. Там все оказалось подготовленным для митинга -был установлен помост с трибуной. И тут все изменилось.
Хироши Гото не спешил выйти к демонстрантам, заставив их ждать слишком долго – даже для страны, где терпение ценится как высшая добродетель. Наконец он с чувством собственного достоинства поднялся на трибуну, оглянулся по сторонам и убедился в том, что его ближайшее окружение разместилось позади. Телевизионные камеры были уже установлены, и оставалось только подождать, когда толпа подтянется поближе. Но он все так же продолжал молча стоять на трибуне, глядя на демонстрантов, заставляя их своим молчанием собираться теснее, отчего напряжение только нарастало.
Кларк чувствовал теперь, что происходит. Возможно, необычность случившегося была неизбежной. Здесь собрались цивилизованные люди, члены настолько хорошо организованного общества, что оно казалось чуждым всякому постороннему, люди, чья вежливость и традиционное гостеприимство резко контрастировали с их недоверием. к иностранцам. Страх начал появляться у Кларка как нечто едва осязаемое, как предупреждение о том, что вот-вот наступят перемены, несмотря на то что со своей обостренной годами наблюдательностью он не замечал ничего, кроме обычных пустых речей, произносимых политическими деятелями во всем мире. Человек, не раз смотревший в лицо смертельной опасности во Вьетнаме и других странах мира, Кларк снова почувствовал себя чужим в чужой стране, однако на этот раз опыт, накопленный им за многие годы, не только не помогал ему, но и шел во вред. В конце концов, даже те демонстранты, которые неистовствовали сейчас посреди толпы, не были такими уж непримиримыми, да и что еще можно ожидать от людей, оставшихся без работы? Вполне естественно, что они казались недовольными. Следует ли придавать всему этому такое уж большое значение?
Однако ропот в толпе усиливался. Гото поднес ко рту стакан и отпил глоток воды, все еще заставляя собравшихся ждать, затем сделал руками жест, предлагая им подойти еще ближе, хотя эта часть парка была уже до предела запружена людьми. Сколько их? – подумал Джон. Десять тысяч? Пятнадцать? Вдруг толпа стихла и воцарилось почти полное молчание. Кларк оглянулся по сторонам и сразу все понял. У тех, кто стояли по периметру толпы, на рукавах пиджаков были повязки – черт возьми, выругался он про себя, сегодня это знак власти. Рядовые рабочие автоматически повинуются тем, кто одеты и ведут себя подобно начальникам. Может быть, был подан и другой сигнал, но тогда Кларк не заметил его.
Гото заговорил негромким голосом, и толпа замолкла совсем. Головы слушателей склонились вперед в инстинктивной попытке разобрать слова.
Жаль, что у нас не было времени как следует овладеть языком, одновременно подумали оба сотрудника ЦРУ. Кларк заметил, что Динг не теряет времени, меняет объективы и делает снимок за снимком, обращая особое внимание на лица рабочих в толпе.
– Возбуждение нарастает, – тихо произнес по-русски Чавез, глядя на лица японцев.
Кларк видел, как менялось поведение толпы по мере того, как Гото продолжал говорить. Он схватывал отдельные слова, иногда одну-две фразы, главным образом не имеющие никакого смысла, но представляющие собой риторические приемы, к которым любят прибегать политические деятели, чтобы выразить уважение к аудитории и готовность выполнить все пожелания масс. Внезапный рев одобрения, вырвавшийся у толпы, застал его врасплох. Слушателям пришлось толкать друг друга локтями, чтобы аплодировать. Он посмотрел на Гото. Бесполезно, слишком далеко. Кларк сунул руку в наплечную сумку Динга, достал запасную камеру, присоединил к ней длиннофокусный объектив и направил на оратора, пытаясь что-либо прочитать по выражению его лица, пока он благосклонно принимал одобрение народа и ждал окончания аплодисментов, чтобы продолжить речь. Как умело манипулирует чувствами толпы, а? Кларк видел, что Гото пытается скрыть свои эмоции, но, хотя политические деятели обладают, как правило, незаурядным актерским мастерством, они испытывают влияние аудитории в еще большей степени, чем артисты, выступающие перед камерами, зарабатывая себе этим на жизнь. Руки Гото начали двигаться более выразительно, а голос стал громче.