Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

Его интересовало, как кормят красноармейцев, он пробовал их борщ и кашу. Все, несшие караульную службу, хорошо знали Георгия Васильевича и очень любили его. Часто можно было видеть Чичерина, одетого в почетную красноармейскую форму, беседующим с дипломатами.

С диппочтой по Европе и Азии

Вспоминаю, как я оказался на работе в НКИД.

— …Назначаем вас дипкурьером. Это — важное и серьезное дело. Нам очень нужны такие работники, которые понимают всю меру ответственности, возлагаемой на них.

Я подумал.

— А учиться при этом сумею?

— Будете работать и учиться. Согласны?

— Да, согласен.

Такой, разговор происходил у меня в Наркоминделе в октябре 1923 года. Согласился быть дипкурьером не потому, что меня привлекала эта работа. Я, откровенно говоря, и понятия не имел, что она собой представляет. Но в Наркоминдел меня направила партия, и я считал своим долгом выполнять ту работу, которую поручат.

О деталях предстоящей работы расспросить постеснялся. Зашел в читальню, полистал энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона. Однако здесь смог вычитать только то, что дипломатические курьеры и их бумаги считаются неприкосновенными…

Более подробные сведения я получил на следующий день у заведующего отделом виз и дипкурьеров Наркоминдела В. И. Шеншева.

— На первых порах будете ездить с опытными товарищами. Практика поможет вам освоить свои обязанности, — заключил беседу Владимир Иосифович.

Действительно, как я вскоре убедился, большинство моих товарищей были люди, прошедшие сквозь огонь трех революций и гражданской войны, — люди многоопытные, закаленные, у которых можно было многому научиться.

Несколько раз в отделе проводились инструктивные беседы с «новичками» о том, как надлежит оформлять дипломатически) почту, о порядке ее приема и сдачи, о пограничных и таможенных правилах, о правах и привилегиях дипломатического курьера. После одной из таких бесед я неожиданно встретил на лестнице наркоминдельского здания наркома Чичерина. Не виделись мы с ним шесть лет. Но Георгий Васильевич меня сразу узнал и в ответ на приветствие спросил по-английски:

— Что вы здесь делаете?

— Вот направили на работу в Наркоминдел. Буду дипкурьером…

— Очень хорошо. Устраивает вас такая работа?

— Конечно, Георгий Васильевич, устраивает.

— Ну и работайте! Желаю успеха.

Больше всего я опасался при встрече с Чичериным вопроса о моем знании русского языка. Владел я им тогда еще плохо. Но, неизменно корректный и тактичный, Георгий Васильевич такого вопроса не задал и разговаривал со мной по-английски — совсем как когда-то в Лондоне.

Ободренный напутствием наркома, стал готовиться к первому выезду за рубеж.

…В ноябре 1923 года я ехал в столицу буржуазной Эстонии — Таллин. «Ведущим» был дипкурьер Ян Рога. Это был член партии с 1905 года, рабочий-шляпник.

Мы вели с ним долгие беседы, из которых я узнавал много полезного. Ян любил повторять:

— Дело наше весьма тонкое. Мы не просто дипломатические курьеры, а представители молодой Страны Советов. И надо уметь вести себя соответственно…

Таким же беспредельно преданным своему долгу сохранился в моей памяти товарищ Шкурин. Это был человек необычайной храбрости. В гражданскую войну командовал полком, был удостоен ордена Боевого Красного Знамени. Коммунист с дореволюционным стажем, он видел в работе дипкурьера не просто службу, но и свой высокий партийный долг. Я скоро усвоил его совет: один из дипкурьеров должен бодрствовать. Сколько раз в трудных ситуациях я с благодарностью вспоминал своего учителя! Поведение в пути таких дипкурьеров, как Рога и Шкурин, давало мне больше всяких инструкций.

Шел январь 1924 года. Мы со Шкуриным возвращались в Москву из Италии. Путь лежал через Австрию и Чехословакию. Ехали мы в отличном настроении — как всегда, когда возвращались домой. 22 января прибыли в Прагу. По установленному порядку дипкурьеров встречал на вокзале автомобиль полпредства. Как только мы туда приехали, нам сообщили страшную весть: скончался Владимир Ильич Ленин…

Ленин и смерть — это как-то не укладывалось в сознании. Особенно тяжело было переживать такую тягчайшую утрату на чужбине. Полпредство было в глубоком трауре. Возвращались мы в Москву через Польшу. Сколько довелось увидеть по дороге скорбных лиц, скольких людей, опечаленных кончиной великого вождя трудящихся! Характерно, что даже польские пограничники и таможенные чиновники, многие из которых с неприязнью относились к советским дипкурьерам, на этот раз старались как-то выразить свое сочувствие…

Весной 1924 года я уже стал ездить не как «младший», а на равных с другими дипкурьерами. То было время выхода Советского государства на широкую международную арену. Юридическое признание Советского правительства Великобританией, Италией и другими государствами, установление нормальных дипломатических отношений с рядом стран, учреждение там советских полпредств пролагали новые маршруты дипкурьерам, больше становился объем дипломатической почты.

За годы, проведенные на этой работе, было у меня немало интересных встреч и знакомств.